Во времена правления первых французских королей преступления магии не предусматривали смертную казнь, исключая крайние случаи, потому что было много людей, которые были бы горды умереть за проступок, благодаря чему они возвысились бы над толпой и становились страшными в глазах королей. Например, генерал Муммол, будучи на дыбе по приказу Фредегонды, заявил, что он не испытывает ничего, его подвергли более страшным пыткам и он умер, бросая вызов истязателям, которые были готовы простить его, видя такую силу духа. Среди салических законов принятых предположительно в 474 году, и приписываемых Фарамону Сигеберу, находится следующая статья:
"Если кто-нибудь удостоверит, что нечто действовал как эребург или стриапорт — названия относились к тем, кто несет медный сосуд к месту, где вампиры совершают свои чародейства — если он не сможет доказать это, то он должен быть присужден к штрафу в 7500 денье, или 180,5 су. Если кто-нибудь обвинит свободную женщину в том, что она вампир или проститутка, и не сможет доказать это, он штрафуется на 2500 денье, или 62,5 су. Если вампир будет найдет виновным в том, что он пожрал человека, он штрафуется на 8000 денье или 200 су."
Легко видеть, что в те времена каннибализм был возможен на условиях оплаты и, более того, что рыночная цена человеческого мяса была не очень высока. Оклеветать человека стоило 180,5 су, но за небольшую прибавку к этой сумме он мог быть убит и съеден, что было более почетным и полным. Это замечательное установление напоминает столь же курьезное повествование Талмуда, которое было истолковано запоминающимся образом знаменитым Рабби Иехиелем в присутствии королевы, имя которой в книге не названо. Это была скорее всего королева Бланш, потому что Рабби Иехиель жил в правление Людовика Святого. Он был приглашен ответить на возражения обращенного еврея по имени Дуэн, который получил при крещении имя Николая. После дискуссии по тексту Талмуда, они нашли там следующий пассаж: "Если кто-нибудь предложит кровь своих детей Молоху, оставьте его умереть смертью". Талмуд прокомментировали так: "Тот, кто предложит не малую часть крови, а всю кровь, и всю плоть своих детей, не подпадет под действие закона и не должен быть наказан". Те, кто принимал участие в дебатах, шумно протестовали против такой конструкции, которая превосходила всякое понимание; некоторые с сожалением смеялись, иные тряслись от негодования. Рабби Иехиель еле добился того, чтобы его выслушали, и когда он этого достиг, все выражали неудовольствие, чтобы показать, что его осуждают.
"У нас смертная казнь — это искупление, следовательно примирение, а не акт мести. Все, кто умирает по закону Израиля, умирает с миром; они разделяют мир в смерти и они спят со своими отцами. Никакое проклятие не сходило с ними в могилу, они прибывают в бессмертии дома Иакова. Следовательно, смерть есть венчающая милость, это лечение отравленной раны горячим железом. Но мы не прилагаем железа к тем, кто переболел; мы не имеем юрисдикции над теми, размеры проступка которых отрезает их от Израиля. Они теперь жертвы и, следовательно, не нам сокращать срок их проклятия на земле: они освобождены Гневом Божьим. Человек может ранить лишь то, что он может излечить и мы не предлагали лекарства тем, кто находится за пределами выздоровления. Отец семьи наказывает только своих детей и удовлетворяется тем, что закрывает дверь перед посторонними. Те великие преступники против которых наш закон не высказывается, наказываются отлучением от церкви, а это наказание сильнее смерти".
Объяснение Рабби Иехиеля удивительно, оно дышит духом патриарших гениев Израиля. Воистину, евреи наши отцы в науке и если бы мы вместо их преследования попытались бы понять их, то они сегодня не были бы так отделены от нашей веры.
Предания Талмуда показывают еврейскую древность веры в бессмертие души. Что есть эта реинтеграция вины в семье Израиля с помощью искупительной смерти, если это не протест против самой смерти и акт веры в бесконечность жизни? Граф Жозеф де Местр хорошо понимал эту доктрину, когда он поднял кровавую миссию палачей до уровня специфического священничества. Боль наказания молит, говорит этот великий писатель, и кровь ее излияния еще остается жертвенной. Будь смертная казнь другой, чем полное прощение, это было бы ничем иным, чем возмездие за убийство; человек, который вытерпел свой приговор, осуществляет все свои епитимьи и вводится смертью в бессмертное общество детей Бога.
[imghttps://pp.userapi.com/c845217/v845217735/1b8d39/a-MYGqK0HfU.jpg[/img]
Салические законы были законами народа, находившегося в состоянии варварства, когда все искупалось выкупом, как во время войны. Рабство еще сохранялось, и человеческая жизнь имела обсудимую и относительную цену. Она должна была всегда покупаться, когда есть право продавать. Единственно действительными установлениями этого периода были законы Церкви, и они предусматривали наиболее строгие меры против вампиров и отравителей, которые проходили под именем колдунов. Совет Агда в Законах Лангедока, принятых в 506 году, объявил их отлученными от церкви. Первый Совет Орлеана в 541 году объявил преступными действия кудесников; Совет Нарбонны в 589 году не только отлучил от церкви колдунов, но и установил, что их следует продавать как рабов в пользу бедных. Этот же Совет установил публичное бичевание для любителей дьявола, имея в виду, несомненно, тех, которые концентрировались вокруг него, ожидали его, вызывали его и приписывали ему силу такую, которая может быть лишь у Бога. Мы искренне поздравляем учеников графа де Мирвилля с тем, что они не жили в те дни.
Пока эти события происходили во Франции, Восточная мистика преуспевала в создании религии, которая тоже была мировой. Был ли Магомет обманщиком, или он галлюцинировал? Для мусульман он пророк, и для арабских ученых Коран всегда будет шедевром. Неграмотный человек, простой погонщик верблюдов, он создал самый совершенный литературный памятник своей страны. Его успех оказался чудесным, и воинственная страсть его последователей мгновенно всколыхнула свободу целого мира. Но пришел день, когда Азия смялась под железной рукой Карла Мартела. Этот грубый солдат мало ожидал от молитв, когда он должен был Воевать; когда ему нужны были Деньги, он опустошал монастыри и церкви и даже платил своим воинам церковными бенефициями. По этой причине священничество полагало, что его оружие не благословлено Богом, его победы приписывались Магии. Действительно, религиозное чувство было так возбуждено против него, что св. Эшер, достопочтенный епископ Орлеана, объявил, что святые, церкви которых он грабил или осквернял, запретили ему войти на небеса и даже исторгли из могилы его тело, которое они вместе с его душой ввергли в бездну. Это было объявлено ему ангелом. Об этом откровении он сообщил Бонифацию, епископу Майенса и Фульфвада, капеллану Пипина Короткого. Могила Карла Мартелла была открыта, оказалось, что тело его исчезло, внутренняя сторона камня почернела, как если бы она была обожжена, из могилы исходил дым и вышел большой змий. Соответствующее сообщение было послано Бонифацием Пипину Короткому и Карлу Великому, которые были сыновьями Карла Мартела; Бонифаций молил их извлечь урок из этого и уважать святое. Все-таки мало хорошего было в действиях тех, кто потревожил могилу героя из-за веры в сон, и разрушение, которое было быстро произведено смертью, приписал силам ада.
Некоторые экстраординарные феномены, имевшие место во Франции, характеризуют правление Пипина Короткого. Воздух, казалось, был наполнен человеческими образами; небеса отражали иллюзорные виды дворцов, садов, вздымающихся волн, кораблей под парусами и множества людей в боевых порядках. Все это было похоже на великий сон, и детали этих фантастических зрелищ были видны каждому. Было это эпидемическим припадком органов зрения или атмосферным возмущением, проецирующим миражи на сконденсированный воздух? Не было ли это общим заблуждением, вызванным чем-то ядовитым, рассеявшимся в атмосфере? Правдоподобие такого объяснения тем более велико, что имеются сведения о фактах, когда эти видения возбуждали простонародье, которое в своем воображении видело в облаках колдунов, рассыпающих порошки и яды. Страна была поражена бесплодием, скот вымирал, смертность распространялась и среди людей.
Воспользуемся случаем сообщить историю, доверие к которой пропорционально ее экстравагантности. В те времена знаменитый Каббалист Зедекиас имел школу оккультных наук, где он учил не действительной Каббале, а развлекательным рассуждениям, вырастающим из нее, и формулирующим экзотерическую часть той науки, которая от профанов сокрыта. Мифологией такого рода Зедекиас совращал умы своих слушателей. Он рассказывал как Адам, первый человек, первоначально созданный в почти духовном призрачном состоянии, пребывал над нашей атмосферой в свете, который породил для него самую удивительную растительность. Ему служил хор прекрасных существ, подобных мужчинам и женщинам, они оживляли отражения, сформированные из элементов чистейшей субстанции. Это были сильфы, саламандры, ундины и гномы; Адам правил гномами и ундинами только с помощью саламандр и сильфов, которые одни имели власть над этим воздушным раем.
Ничто не может сравниться с счастьем наших прародителей в окружении сильфов, они были бренными духами, но обладали невероятной ловкостью в построении и ткачестве своих произведений из света, заставляя их расцветать в тысячах форм, более разнообразных, чем может представить себе самое блестящее воображение. Земной рай — его называют так, потому что он располагался в земной атмосфере — был, следовательно, царством волшебства. Адам и Ева спали в дворцах из жемчуга и сапфиров, розы стлались коврами у их ног, они скользили по водам в морских раковинах, влекомых лебедями; птицы услаждали их нежным пением, цветы наклонялись, ласкаясь к ним. Но все это было утрачено после падения, которое низвело наших прародителей на землю, и материальные тела, которые облекали их, и являются теми шкурами животных, о которых говорится в Библии. Они были одиноки и наги, не было никого, кто выполнил бы их желания. Они забыли свою жизнь в Эдеме, или видели ее лишь как сон, пригрезившийся в зеркале памяти. Но райская страна еще простиралась в земную атмосферу, населенная сильфами и саламандрами, которые составляли стражу владения человеческого, подобно печальным слугам, пребывающим в доме хозяина, чье возвращение более не ожидается.
Воображение разжигалось такими удивительными фикциями, когда воздушные видения начали являться в полном свете дня. Они безусловно означали появление сильфов и саламандр в поисках прежних хозяев. Путешествия в страну сильфов обсуждались повсюду, как мы сегодня говорим об оживших столах и флюидических явлениях. Безрассудство овладело даже самыми сильными умами, и настало время вмешательства со стороны Церкви, которая не получала удовольствия от сверхъестественных существ на улицах, считая, что все это не соответствует духу порядка и света. Облачные фантомы были объявлены адскими видениями, и народ выступил в поход против колдунов. Общественное безрассудство превратилось в пароксизм мании; чужестранцы обвинялись в том, что они сошли с неба и безжалостно убивались; слабоумные вещали, что они одержимы сильфами или демонами, другие, кто хвастался ранее подобным образом, теперь не могли или не хотели взять свои слова обратно, их сжигали или топили. Согласно Гаринэ, число пострадавших в королевстве превосходит воображение. Это была общая катастрофа или драма, в которой первые роли играют невежество и страх.
Такая мистическая эпидемия повторилась в следующие царствования и вся власть Карла Великого была приведена в действие для того, чтобы охладить общественное возбуждение. Эдикт, впоследствии возобновленный Людовиком Святым, запрещал являться сильфам под страхом тяжелейших наказаний. Это будет понято так, что при отсутствии воздушных существ правосудие обрушится на тех, кто хвастает тем, что видят их. Воздушные корабли уплыли в порт забвения, и никто более не говорил о прогулках через голубую даль. Другие распространенные безумия заменили прежнюю манию, потому что романтическое великолепие царствования Карла Великого обеспечило сочинителей легенд новыми чудесами, чтобы в них верить, и новыми дивами, чтобы о них рассказывать.
(Alphonse Louis Constant)
