Исследуя явления колдовства и его обезвреживания в современной армянской народной культуре, распространенные в самых разных слоях общества, следует детально остановиться на таких фигурах, как творящие колдовство (кахард «колдун», гир анох «пишущий», условно называемые нами колдунами) и колдовство обезвреживающие (грбац или тхтбац, тухт бацох «открывающий письмена, открывающий бумагу», найох «смотрящий»), обозначенные нами «антиколдунами». Целесообразнее сначала рассмотреть фигуру «антиколдуна», поскольку в большинстве случаев именно с похода к антиколдуну завязывается стандартный сюжет, составными частями которого являются обнаружение факта колдовства, ритуально-мистическое восстановление его причины, процесса, личности злоумышленника, после чего происходит обезвреживание колдовства. «Антиколдунами» чаще всего по совместительству бывают традиционные для армянской народной культуры гадатели и целители (в большинстве своем женщины). Обезвреживание колдовства является одним из «даров», полученных ими от святых во сне или во время видений.
Человек, ощущающий физическое недомогание либо имеющий проблемы в жизни, приходит к такому специалисту, и тот определяет, что на человека сделан гир, т.е. наведена порча. «Антиколдун» определяет тип гира, место, где именно он находится, кто его мог сделать (при этом не называются имена, злоумышленник просто описывается — его внешность, в каких отношениях он находится с жертвой, особые приметы внешности, одежды и характера и т.д). Затем «антиколдун» велит жертве найти гир и либо совершить определенные ритуальные действия с ним, либо принести ему для обезвреживания.
Второй этап взаимоотношений между жертвой и «антиколдуном» устанавливается после обнаружения гира. Во время этого этапа «антиколдун» обнаруживает почти физическую связь с жертвой и одновременно с гиром. Близкое присутствие гира или жертвы, находящейся под его воздействием, вызывает у них головную боль, признаки измененного сознания, такие как зевота, чихание. Подобные состояния могут продолжаться и во время непосредственного обезвреживания колдовства. По признанию одной «антиколдуньи», в момент раскрытия гира она делается другим человеком, будто в нее вошел сатана, деревенеют руки, и, чтобы они потом отошли, ей приходится опускать их в святую воду. Как правило, за день такие специалисты в состоянии обезвреживать только очень ограниченное количество талисманов, не более трех например. Через тактильные ощущения «антиколдун» может делать заключение о характере гира, материале, из которого он сделан, его значении. Обезвреживание колдовства часто включает действия или предметы, аналогичные тем, из которых состоит акт колдовства либо колдовской талисман (например, чеснок, завернутый в зеленую ткань и проткнутый иглой, может одновременно быть и предметом колдовства, и апотропеическим средством, охраняющим от порчи). Меняется лишь вектор действия, на сей раз переходя на колдуна или злоумышленника. Неудачные или неадекватные действия «антиколдуна» могут закончиться тем, что колдовство поменяет вектор воздействия и обратит свою силу против него самого. К примеру, некий Маджид, езид-«антиколдун», к которому обратилась упомянутая Алвард («антиколдуны» обычно не практикуют на себе) за помощью в раскрытии колдовского талисмана, вместо того чтобы его обезвредить, попытался еще больше его заколдовать. Не прошло и сорока дней после этого, как у Маджида случился инфаркт. Это дает основание думать, что «антиколдун» — это тот же колдун, только с иными намерениями. Такая же логика руководит людьми, когда они обращаются к «антиколдунам» с просьбой сделать на кого-либо гир или научить, как навести порчу (колдунов часто называют грбац, так же как и «антиколдунов»). Мы тем не менее так ни разу и не услышали прямого признания от «антиколдунов» в наведении порчи, хотя о подобных просьбах от посетителей говорили многие. И это неудивительно, так как даже подозрение о том, что «антиколдун» может быть в этом замешан, портит его репутацию. Думается, что подобная этическая оценка данного действия — явление позднее, и, вероятно, оно сложилось под сильным воздействием христианства.
Резко отрицательное отношение к колдунам отражается на стереотипах, согласно которым их представляют в обществе. Считается, что наиболее сильными колдунами являются представители «чужих», а подчас враждебных религиозных и этнических культур: исламские священнослужители — муллы, а также колдуны курдов, езидов. Муллы, владеющие арабской грамотой, считались наиболее активными (и наиболее сильными) в колдовстве, так как для написания колдовских талисманов часто использовались арабские буквы либо знаки, их имитирующие (по принципу «чужести»). В настоящее время подобные представления связываются в основном с езидами. В изготовлении колдовских талисманов чаще, чем женщины, подозревались колдуны-мужчины, тем более что еще в первой половине XX в. именно среди них встречались специалисты, владеющие магическим письмом, знанием различных заклинаний и письменных молитв, умением пользоваться магическими книгами (что, вероятно, связано с гендерным аспектом распространения грамотности).
Еще один персонаж, по поверьям, занимающийся колдовством (как благотворным так и вредоносным) — христианский священник, связь которого с потусторонним миром в фольклорных мотивах известна не только в самых разных христианских культурах. Тогда как в армянской официальной религиозной традиции со времен раннего Средневековья всегда шло противопоставление женщин-гадалок/целительниц (как нечестивых, подверженных дьяволу) мужчинам-священникам (образцам святости и чудотворства), народное религиозное сознание подчас дает обратную картину.
При этом «антиколдун» тоже действует в рамках доминирующей религиозной системы. Армянские «антиколдуны» считают себя истово верующими христианами, через мистические сны и видения постоянно поддерживают связь с Богом и святыми, которые подсказывают им способы обезвреживания талисманов. От святых они получают различные знаки, указания, наказания, запреты. Как это свойственно целителям/гадателям, у «антиколдунов» нет уверенности в постоянстве дара обезвреживания колдовства. Это всего лишь миссия, которую они выполняют, пока им велят святые: «Завтра, может быть, Бог возьмет у меня дар и передаст тебе, откуда я знаю?».
Обычно при описании целительских и колдовских практик употребляется термин «традиционные». Однако этот термин очень условен, так как фактически ни одна практика не повторяется в точности хотя бы у двух специалистов. Если традиция предполагает наследование и максимально точное воспроизведение, то в данном случае практики передаются каждому из специалистов индивидуально, во сне. Тем не менее, несмотря на уникальность, обнаруживается определенная закономерность в принципах действия «антиколдунов», они оперируют одними и теми же символами и знаками, идентичной терминологией (с разницей в интерпретациях), видят аналогичные по структуре и сюжету сны/видения и в целом трактуют свои действия в русле свойственных армянской народной религиозной традиции представлений о ценностях, добре, зле, этом и ином мире и т.п. Это позволяет задуматься о наличии определенной субкультуры колдовства, формирование и бытование которой (также, как и субкультуры целительства) выходит за рамки обычных механизмов формирования и бытования традиции и использует иные, более сложные способы передачи информации «сквозь» время и социум.
