В сегодняшней статье поговорим об Эросе, инстинкте жизни, и о Танатосе, инстинкте смерти. Определим их значение и соотношение в жизни мага, роль и функцию.
«Целью всякой жизни является смерть, и, наоборот, неживое было раньше, чем живое».
Зигмунд Фрейд
«Инстинкт смерти, очевидно, в потенциальной форме, гнездится в природе человеческой. Если бы цикл жизни людской следовал своему идеальному, физиологическому ходу, то инстинкт естественной смерти появлялся бы своевременно — после нормальной жизни и здоровой, продолжительной старости. Вероятно, этот инстинкт должен сопровождаться чудным ощущением, лучшим, чем все другие ощущения, которые мы способны испытывать. Быть может, тревожное искание цели человеческой жизни и есть не что иное, как проявление смутного стремления к ощущению наступления естественной смерти. В нём должно быть нечто сходное с неопределёнными чувствами молодых девственниц, предшествующими настоящей любви».
И.И. Мечников «Этюды о природе человека»
Эрос и Танатос, бог любви и бог смерти. Жизнь и смерть, либидо и мортидо. Два противоположных базовых принципа, пронизывающие Вселенную, управляющие жизнью всех существ. В работах Фрейда эта психоаналитическая концепция приобрела наибольшую известность. В работах его учеников можно встретить разделение танатоса как влечения к смерти на мортидо (ориентация на самоуничтожение) и деструдо (ориентация на уничтожение других). В любом случае, это проявление танатоса.
Жизнь и смерть равноценны и равнозначны. Инстинкт слияния, размножения и жизни по ценности стоит на одном уровне с инстинктом смерти, уничтожения, разрушения. Без смерти не будет жизни, смерть вплетена во все жизненные процессы, самого вкуса и осознания значимости существования не будет без его завершения. Все процессы во всех системах конечны. Благодаря прекращению одного, может начаться другое. Даже в рамках одной сложной системы умирание/завершение процесса является необходимым условием его трансформации и перехода в новое качество.
Если вспомним, что сон — это маленькая смерть, а весь процесс сна — это мини-копия прохождения пути души в посмертии, то поймём, что мы сами умираем каждый день. Человеку как системе нужно постоянное обновление. И сон это даёт. Мы получаем опыт за день. Потом «умираем» во сне, происходит усвоение и переработка информации на более глубоких уровнях бессознательного, осуществляется перегруппировка составляющих элементов человека, и просыпается он уже немного, но другим. Он умер и воскрес в новом качестве, в новой форме.
Всё это звучит прекрасно, но не совсем понятно и правдоподобно для сознания, тяготеющего к западной традиции, куда отнесём и мышление среднестатистического россиянина, чьи воззрения во многом сформированы христианским порождением каббалы. Сюда же сверху добавим социальное воспитание, которое тоже не приветствует думать о смерти, стремиться к ней, приветствовать или предвкушать её. Всё это делает образ смерти каким-то неодобрительным, даже почти запрещённым, табуированным, странным и страшным, не желанным для обсуждения. И это-то при равности и одинаковости танатоса и эроса на глобальном уровне.
Наблюдая за человечеством в целом, можно сказать, что глобально эрос и танатос работают и проявляют себя примерно в равных пропорциях: люди отлично размножаются, но и отлично друг друга и себя уничтожают всеми возможными способами. А вот если обратиться к отдельной личности, то тут влечение к смерти совсем не в фаворе. Люди не хотят умирать. Они хотят жить, что-то делать, размножаться, принимать всякие вкусные вещества, покупать интересные развлекательные штучки, есть различные деликатесы (вкусно поесть, сладко поспать и поглубже засадить forever!). А вот умереть боятся. Смерть для них — это что-то ужасное, ненужное, непривычное и вообще не нормальное. Никогда не было, и вот опять! Даже когда у них появляется на горизонте возможность завершить этот жизненный путь под влиянием внешних обстоятельств, они изо всех сил пытаются этого избежать, а не идут навстречу своей личной Богине Смерти. На уровне одной личности делаю однозначный вывод, что эрос преобладает.
Поскольку принципы эроса и танатоса пронизывают бытие на всех его уровнях, то для примера мы можем рассмотреть их биологические проявления. В организме на клеточном, тканевом и органном уровне одно из проявлений эроса — это анаболизм, а танатоса — катаболизм. Пока организм растёт, его анаболизм преобладает над катаболизмом: ежедневно клеток производится больше, чем умирает. Потом по мере взросления наступает баланс. А примерно с тридцати пяти лет медленно, но верно катаболизм начинает преобладать над анаболизмом. С каждым годом у человека в течение дня умирает всё большая доля клеток относительно новых появившихся. Клетки умирают миллиардами. Организм как биологическая система в течение своей жизни стремится/движется к смерти. И это нормально!
На биологическом уровне эти два процесса созидания и разрушения одинаково нужны. Они уравновешивают и сдерживают друг друга, держа тело человека в определённых рамках гомеостаза как наиболее оптимального для жизни в окружающей его длительное время среде. Так же Смерть сдерживает бесконечно размножающуюся Жизнь, которая при бесконтрольном росте пожрёт саму себя. А неограниченная смерть опустошит проявленную Вселенную, отправив всех в посмертие, и тем самым лишит монады возможности для раскрытия и развития в воплощённом состоянии.
В космогонии Гесиода мы встречаем описание Эроса:
«Прежде всего во вселенной Хаос зародился, а следом
Широкогрудая Гея, всеобщий приют безопасный,
[Вечных богов — обитателей снежных вершин олимпийских.]
Сумрачный Тартар, в земных залегающий недрах глубоких,
И, между вечными всеми богами прекраснейший, — Эрос [Зачатие]
Сладкоистомный — у всех он богов и людей земнородных
Душу в груди покоряет и всех рассужденья лишает».
Ещё в вариациях описаниях космогенезиса у орфиков встречается другое имя Эроса — Фанет, Протогон.
И Танатоса:
«Ночь [Нюкта] родила еще Мора [Мороса] ужасного с черною Керой [Насильственной смертью].
Смерть [Танатоса] родила она также, и Сон [Гипнос], и толпу Сновидений [Ониры].
Мома [Момоса – Насмешку] потом родила и Печаль [Ойзис], источник страданий».
Танатос также встречается под именем Фанат.
Фанет и Фанат — два брата, два лика единого бытия, где жизнь и смерть неразделимы.
Если предположить, что инстинкты либидо и мортидо одинаково сильны на уровне нагваля, бессознательного, а преобладание стремления к жизни в тонале человеческой особи в большей степени обусловлено однобоким социальным и религиозным воспитанием, то можно сделать вероятностный вывод, что эти два противоположных инстинкта сравняются во внутренней иерархии индивида, когда он сумеет до определённого уровня подняться над внедрёнными шаблонами восприятия и эгрегориальными включениями. Это уравнивание и соединение диаметральных полюсов может быть у каждого на разном уровне, но будет являться необходимом условием для успешного пересечения Бездны.
Однозначность и равноценность Жизни и Смерти для адепта не будет следствием апатии, когда в нём отсутствуют огонь, рвение и воля, когда всё становится индифферентным от слабости. Нет и нет. Просто он достигает состояния Отрешённости и Безжалостности, и потому в его восприятии Жизнь и Смерть становятся на одну ступень, начинают весить одинаково, как оно и есть на самом деле во Вселенной, а не в искажённом виде в человеческом тонале западного образца.
Почему же в мышлении среднего человека преобладает эрос, а не танатос, либидо, а не мортидо?
На мой взгляд, преобладание влечения к жизни или влечения к смерти зависит во многом от исходных данных, маркеры которых можно обнаружить в натальной карте натива. Также может отыграться воспитание и жёсткий негативный опыт. И получим, что при одних и тех же обстоятельствах и условиях один субъект будет пробуждаться с утра с радостной улыбкой и желанием жить, а у второго первая мысль после открытия глаз в постели будет: «Когда ж я сдохну?..»
Первый, само собой, будет бояться смерти, разрушения, войн, этакий нью-эйджевец и кришнаит, весь позитивно мыслящий и солнечный, мир во всём мире, мы рождены для счастья и наслаждений, и прочая подобная лабуда. Он будет петь по утрам, и на звуки его чудесного голоса сбегутся и слетятся звери и птицы со всей округи. А люди, услышав его пение, невольно улыбнутся. Когда он будет открывать балкон, его всегда будут встречать порывы свежего ветра, а солнце будет всегда ярко светить.
Второй будет вставать с постели с желанием всех убить, погибнуть на поле боя и впасть в желанную черноту небытия. На улице будет моросить противный холодный и бесконечный дождь. Порывы ветра с силой станут обрушиваться на случайного прохожего, не давая вздохнуть и стараясь сдвинуть с запланированного пути. Он проснулся в этом мире — это раз.
Потом второй пойдёт чистить зубы и наступит спросонья в дерьмо, потому что кот любит срать мимо лотка. Это два.
Когда второй будет спускаться по лестнице, из-за дверей в ответ на его шаги будут громко и мерзко тявкать мелкие шавки. Он их мысленно проклянёт. Это три.
У второго будут рождаться гениальные мысли, которые хочется тут же записать. Но надо работать. Время утекает сквозь пальцы. Это четыре. Уже четыре веских причины, чтобы сравнять инстинкт смерти с инстинктом жизни, чтобы жить, постоянно помня о смерти, регулярно в течение дня пытаясь заглянуть через левое плечо и увидеть Её, постоянного наблюдателя и спутника живых существ, советчика магов.
Сейчас я описал не две разные ситуации. А два разных восприятия мира. Первый и второй субъект вполне могут быть коллегами одного возраста, работающими бок о бок.
Ещё одной из причин дисбаланса между танатосом и эросом с преобладанием последнего в мировоззрении современного человека я вижу в достижениях медицины. Ещё не так давно, в начале второй половины двадцатого века, была очень высокая детская смертность. Потому, в том числе, рожали «с запасом». Это было привычным и ожидаемым, что не весь выводок доживёт до юношеского возраста. Да, это не радость, но это регулярно видимая смерть. Увеличение доли городов и исчезновение необходимости собственноручно забивать скотину тоже сделало свой вклад в отвыкание людей от смерти. Люди перестали воочию постоянно наблюдать смерть, они расслабились, они забыли о ней. И когда смерть начинает напоминать о себе, когда появляются её предвестники в виде боевых конфликтов, катаклизмов, смертельных массовых эпидемий, розовый пушистый мир «бессмертных» людей рушится, и они начинают кричать от неудовольствия, что мир не соответствует их ожиданиям.
Прямо какое-то обывательское мировоззрение... А основа обывателей — это шудра и вайшья. Адепт какой бы то ни было серьёзной традиции рано или поздно побеждает свои страхи, ассимилирует их или стирает. И главный страх смерти в том числе. Он учится воспринимать Смерть и Жизнь в одном неразрывном образе, как всем знакомый знак Инь-Ян.
Ещё один момент, который я бы отметил в качестве причины отторжения мыслей о смерти современным западным (и российским) человеком, — это образ смерти как нечто конечное и образ посмертия как нечто, на что мало можно повлиять. Возьмём атеиста — он ожидает забвения после смерти. Ему туда не хочется, ему вкусно и весело жить здесь. Возьмём христианина — после смерти его ждёт рай или ад, тут он вроде как может влиять своим поведением в течение жизни на вероятность попадания в вечные муки или блаженства. По факту, большинство обывателей не очень понимают какие-то странные образы, которыми описывается тот же рай. И особо не заморачиваются стараниями туда попасть. Живут чаще по внутренним устремлениям. При этом внешне могут носить благочестивую для их культа маску. Логично, что и те, и те не очень стремятся к смерти. Ведь хорошо — здесь, а там — скорее всего ад или забвение.
Есть два широкоизвестных путеводителя в посмертии: это египетская и тибетская Книга Мёртвых. Уровень постижения для продвинутых, для более осознанных, для высоких сознаний. Само наличие и применение данных путеводителей уже свидетельствует о том, что путь человеческого существа не заканчивается со смертью его физического тела. Это лишь один из семи проводников его Сознания. В посмертии продолжается путешествие, там свой не закрытый мир, даже скопление миров, соединяющихся друг с другом, там на постоянной основе живёт много существ со своей иерархией, со своей историей и эволюцией, у них там своя жизнь, проблемы и радости, обязанности и возможности. И человеческая душа попадает в этот Дуат, или Бардо, где продолжает получать новый опыт и перерабатывать полученный в воплощении, только теперь без точки опоры воли и намерения — физического тела. Поэтому для большинства подобный путь действительно не имеет большого значения, поскольку они не найдут силы и возможности, чтобы как-то волевым усилием или вектором, заданным многолетними тренировками во плоти, совершать ключевой выбор в посмертном пути. Чтобы это сделать, необходимы годы магических и энергетических практик. Что, согласитесь, для обывателя вообще чуждо. А данные выборы при движении в Дуат играют значительную роль для уровня следующего воплощения духа: он может родиться снова в низком мире людей, а может — в мире богов, а может даже подняться ещё выше, соединив сознание своих низших тонких тел с высшими кристаллами и принципами Сознания.
Даже если эзотерик, регулярно бывающий в Межмирье, уже чётко представляющий свой путь после завершения эксплуатации физической тушки, будет аргументированно доказывать обывателю о возможностях, открывающихся в посмертии; будет объяснять на пальцах, что смерть — это не конец, а лишь переход и этап сброса первого плотного тела из семи, — тот не поймёт. И его мортидо не усилится и не выйдет вровень с либидо. Потому как уровень осознанности и восприятия низковат.
«Что наверху, то и внизу: традиции богов перешли к людям, с давних пор люди знания, маги, выбивают стопами завершающий аккорд в безудержном неистовом танце, зажигая пламя перехода.
Танцуют демиурги, в великом космическом танце разрушая и созидая Вселенную в одном мгновении закольцованного в миге-вечности времени. Демиург умирает и в ту же секунду рождается, задавая темп всему мирозданию: большое повторяется в малом, мы исчезаем и появляемся ежесекундно, сзади нас умершее прошлое, впереди — нерождённое будущее, в настоящем сейчас — смерть прошлого и рождение будущего в едином неразрывном сплетении. Мы танцуем, выплясывая ногами индивидуальный узор своего пути.
Танцует маг-воин, пока восходит, он танцует в пляске Силы, когда встречается со Смертью, благословенной и милосердной Госпожой Перехода. И Госпожа пускается в пляс в паре с магом в его последнем штрихе этого воплощения. Это её жест уважения к нему, к тому, кто победил страх смерти, кто превзошёл животное восприятие себя как отдельного существа. Сам танец воина — это и уважение к Жизни, что дала возможность расти и развиваться, это и поклон Смерти, что всегда давала совет на Пути и служила мудрой наставницей, и в последний миг она вновь здесь, пришла проводить мага к новой форме.
Маг-воин танцует, языком тела и энергии выбрасывая из себя вспышки Силы и искры, что зажигают его и всё пространство вокруг. Он не жалеет энергии, её почти не осталось, материальное тело имеет свой срок, и он завершается. Маг кружится вместе с Госпожой, он рукоплещет ей, она, в свою очередь, улыбается ему, ведь он её старый знакомец.
Неистово подпрыгивает маг, переполняемый радостью, пламя становится всё жарче, оно охватывает его полностью. Взлетают руки, мельтешат ноги, зарево начинает смазывать привычные очертания старого тела. Маг-воин, человек знания, уважительно и нежно берёт Госпожу Перехода за руку и, сгорая огнём изнутри, уходит с ней в бесконечную высь».