Этот заголовок я позаимствовал из книги Гарри Прайса, самого бесстрашного из британских парапсихологов последних десятилетий. Титулом «беспокойнейшего» он удостоил Борли-Ректори, дом в Эссексе, возведённый в 1853 году (якобы, на руинах средневекового монастыря) преподобным Генри Д.Э.Буллем.
Книга, вышедшая под таким названием в 1940 году, а также следующая, «Конец Борли-Ректори» (1946), стали бестселлерами. Гарри Прайс умер в 1948 году. Ещё семь лет спустя трое других исследователей – Тревор М.Холл из Британского Общества психических исследований, Эрик Дж.Дингуолл и Кэтлин М.Голдни (двое последних – друзья и коллеги Прайса) опубликовали книгу «Призраки в Борли: критический анализ имеющихся фактов», в которой попытались развенчать тайну «беспокойнейшего» британского дома и обвинить Прайса в мистификации, утверждая, будто бы он умышленно искажал все относившиеся к делу факты. Скандал, разразившийся вокруг этого совершенно надуманного «разоблачения», оказался беспрецедентным в истории психической науки.*
* Г-н Дингуолл, один из руководителей Лондонского О.П.И., нанёс много вреда «психическим" исследованиям. О его деятельности писал ещё А.Конан-Дойль. Из-за Дингуолла писатель прекратил своё членство в О.П.И. и других призывал к тому же. Подробнее см. об этом в «Записках о Спиритизме» (а также в нашем «Приложении») письмо под заглавием «Отречение от Общества психических исследований». (Й.Р.)
Между тем, призраки Борли-Ректори – феномен стародавний; странности в доме начались задолго до того, как там в 1929 году впервые появился Прайс. К систематическим наблюдениям он, кстати, приступил лишь 9 лет спустя, когда снял здесь комнату на год и попытался найти себе объективных помощников с помощью объявления в «New York Times Magazine».
В течение следующих 14 месяцев в Борли-Ректори было зафиксировано около двух тысяч паранормальных явлений разного рода: необъяснимые голоса, звуки шагов, звон колокольчика, клацание дверных замков, появление письменных посланий на стенах, превращение вина в чернила, полёты предметов, появление трещин в оконных рамах, огненные всполохи в окнах. Самыми жуткими персонажами этого театра ужаса была постоянно расхаживавшая по поместью призрачная монахиня, которая в своих письменных посланиях молила живых об упокойной мессе, а также обезглавленный возница, разъезжавший в своей призрачной карете. Обе фигуры достаточно наглядно иллюстрировали издавна ходившую в этих краях легенду о монахе и юной монашке, сбежавших из Борли в карете. Когда беглецов поймали, мужчину обезглавили, а женщину живьём замуровали в стене монастыря.
Если верить Гарри Прайсу, поселившиеся в доме наблюдатели не ощущали со стороны привидений сколько-нибудь враждебного к себе отношения. Живший тут трёхлетний ребёнок придерживался иного мнения. На вопрос, кто поставил ему синяк под глазом, мальчик ответил: «Это меня страшила какой-то стукнул. Он стоял в комнате у занавески».
Собаки также относились к безголовому призраку без особых симпатий. Однажды капитан Грегсон, последний владелец Борли (это при нём призрак монашки спалил-таки дом, исполнив таким образом многочисленные угрозы, передававшиеся с помощью планшетки) поздно вечером вошёл во двор со своим чёрным спаниэлем. Вот что затем произошло:
«В дальнем конце двора послышались отчётливые шаги, – рассказывает он. – Затем кто-то прошёл по деревянной крышке люка, который ведёт в подвал. Я остановился. Внезапно собака словно сошла с ума. Она завизжала, вырвала из рук поводок и с визгом умчалась прочь. С тех пор я её больше не видел».
Капитан Грегсон купил себе такого же чёрного спаниэля. Тот без промедления последовал примеру предшественника: взвыл, завизжал, умчался куда-то стрелой и больше в окрестностях не появлялся.
Воздержусь от самоцитирования; желающие могут обратиться к моей статье, опубликованной журналом «Tomorrow» (зимний выпуск 1956 года), где я выразил против этого, с позволения сказать, «разоблачения» возмущённый протест. Поверьте, за Гарри Прайса я вступился вовсе не потому, что питал к нему какие-то личные симпатиии. Мы не были друзьями – впрочем, врагами тоже. Прайс мало кому нравился: это был человек крайне честолюбивый, эгоистичный, ревнивый к славе и к конкурентам. Но по меньшей мере в одном достоинстве ему не откажешь: это был честный исследователь, всю свою жизнь посвятивший разоблачению разного рода мошенников и проходимцев. Нетерпимость к обману была, пожалуй, наиболее яркой чертой его весьма своеобразного характера. Прайс (автор знаменитой «Terrum Of Spiritualism») проявил немалое мужество, когда в своей второй публикации о Борли-Ректори заявил следующее:
«Шесть лет назад я пришёл к выводу, что объяснить происходящее здесь можно лишь исходя из теории посмертного существования индивидуума; сегодня без колебаний могу заявить, что за это время лишь утвердился в своём мнении. Более того, утверждаю, что феномен Борли-Ректори подтверждает концепцию «жизни после смерти" куда убедительнее, чем любое паранормальное проявление того же рода, когда-либо встречавшееся мне на пути».
Итак, Гарри Прайс высказался в поддержку спиритов: за этот грех его теперь и пытаются смешать с грязью. Что касается меня, то могу оспорить лишь одно утверждение Прайса – а именно, что Борли-Ректори – самый «неспокойный» из домов Британии. Этот отъявленный эгоцентрист просто умер бы от смущения, если бы узнал, что дело, им расследуемое – не «самое-самое» во всех отношениях. Самый густонаселённый привидениями дом страны (о чём Гарри Прайс не мог не знать хотя бы из уже опубликованных к тому времени книг и статей) – всё же Баллехин-Хаус в графстве Пертшир, на протяжении многих веков состоявший во владении семейства шотландских баронов. С любезного согласия лорда Бьюта дом был сначала сдан Обществу психических исследований в аренду, а затем перешёл в полное владение этой организации. Мисс Гудрих-Фриэр, очень известная и способная исследовательница, провела здесь 92 дня, ежедневно записывая свои наблюдения. Происходившие тут события носили религиозный оттенок, но по странности значительно превосходили всё, что имело место в Борли-Ректори.
Последним владельцем дома по мужской линии был майор С., человек весьма эксцентричный. Он участвовал в индийской кампании, сохранил самые тёплые воспоминания о тех днях, а главное, верил в то, что души мёртвых могут возвращаться в наш мир, вселяясь как в людей, так и в животных. Майор С. не раз намекал на то, что после собственной кончины непременно вселится в тело своего любимого чёрного спаниэля.
После смерти майора члены его семьи, должно быть, дабы затруднить осуществление этого плана, приказали перестрелять всех собак в доме. С тех пор в окрестностях его постоянно носятся стаи призрачных псов. Чёрного спаниэля встречали несколько очевидцев; не раз появлялись на территории поместья и другие его покойные собратья. Вот фрагмент дневниковых записей мисс Гудрих-Фриэр:
«Около десяти часов утра я сидела в библиотеке и писала что-то, находясь спиной к окну. В комнате со мной была миссис Уокер. Она обратилась ко мне пару раз с каким-то вопросом, но я не ответила ей, поскольку была слишком занята. Вдруг кто-то подтолкнул мой стул. Я решила, что это пёс: внизу, однако, никого не было. Я продолжала работу и через несколько минут почувствовала толчок настолько решительный, что я чуть не упала со стула. Решив, что это миссис Уокер, не дождавшись ответа, решила напомнить о себе таким образом, я обернулась и вскрикнула от изумления: комната была пуста! Миссис Уокер через секунду вошла, и тут же увидела собаку, которая сидела на коврике перед камином и очень внимательно глядела в ту самую точку рядом со стулом, где ожидала увидеть её я».
Четыре дня спустя:
«Сегодня после захода солнца мы с миссис Мур снова слышали шум – в основном, какие-то лёгкие шаркающие шаги. Затем раздалось царапанье. Мы решили, что это наша собака, но обнаружили её мирно спящей на привычном коврике».
Ещё две недели спустя мисс Гудрих-Фриэр увидела в комнате миссис Мур чёрного пса, которого приняла поначалу за своего шпица. Она как раз устанавливала фотокамеру и замерла, опасаясь, что животное сдвинет стол. В ту же секунду появилась вторая собака: на этот раз это был её Спукс. Прижав ушки, он направлялся к чёрному гостю.
«Куда это наш Спукс так помчался? – удивилась другая женщина, находившаяся в комнате. Мисс Фриэр увидела затем, как Спукс спешно ретировался, помахивая хвостом. Призрачная собака была покрупнее живой, хотя не исключено, что это тоже был спаниэль».
Появлялись здесь и «человекоподобные» привидения. Дважды оказывалось, что это образы ныне живущих людей, которые в тот момент, очевидно, спали. Одним из них был священник (во всех отчётах он фигурирует под именем «отец Х.»), переживший в доме мучительные мгновения и потому, наверное, всеми мыслями всё ещё находившийся здесь. Именно он, кстати, и обратил впервые внимание лорда Бьюта на странности Баллехин-Хауса.
Священник решил, что покойный майор С. пытается таким образом привлечь к себе внимание живущих и убедить их в том, что душа его жаждет успокоения при посредстве святой молитвы. Находясь у себя в комнате, он слышал удары, напоминавшие, скорее, взрывы, и ещё какие-то глухие стуки, как если бы большая собака всем телом бросалась на дверь. Окропив помещение святой водой, отец Х. произнёс «Visita Qu?sumus» – молитву, призывающую небо защитить дом и его обитателей от козней врага рода человеческого. В ту ночь, засыпая, святой отец явственно увидел на стене бурое деревянное распятие высотой около полуметра.
Известный астроном сэр Уильям Хиггинс тщательно расспросил отца Х. и убедился в том, что тот не стал жертвой болезненных галлюцинаций. То же распятие позже увидел другой священник, отец К. Стоя у камина, он испытал вдруг сильнейший озноб. В постели дрожь усилилась. «Случайно подняв взгляд, – рассказывал он в письме лорду Бьюту, – на стене над самой кроватью я увидел деревянное распятие из бурой древесины. Стена комнаты была совершенно пуста, там не было ни картин, ни чего-либо, что могло бы явиться причиной оптического обмана, допустим, в силу особенностей освещения. Озноб прекратился: не то, чтобы мгновенно, но очень скоро. Я словно ощутил вдруг какую-то поддержку извне».
«4 марта у мистера Поулса начался внезапный озноб, – пишет мисс Гудрих-Фриэр. – Он сумел лишь выдавить из себя какие-то жалобные звуки. Взглянув в его сторону, я увидела руку, державшую бурое распятие, на вид выточенное из дерева. Некто стоял у подножия кровати, оставаясь невидимым. Мистер Поулс тут же сказал: «Мне лучше!» – или что-то в этом роде».
В Баллехин-Хаусе нередко слышалось бормотание, напоминавшее тихое молитвенное чтение. Согласно легенде во времена Реформации здесь был убит священнослужитель. Раздавались и другие голоса: невидимые люди то беседовали едва слышно, то принимались вдруг яростно спорить. Слов разобрать было невозможно, но многоголосица прослушивалась отчётливо.
Когда-то маленький флигель на территории поместья служил летним приютом монахинь. Возможно, именно этим объясняется частое появление здесь призрака монашки.
«На снежном фоне я увидела едва заметную фигурку, – пишет мисс Гудрих-Фриэр. – Некоторое время женщина продвигалась по узкому ущелью вверх, затем остановилась, обернулась и посмотрела прямо на меня. Лицо её казалось бледным, руки были скрыты в складках монашеского одеяния. Затем она вновь двинулась по склону – мне показалось, противоестественно быстро. У дерева фигура исчезла – может быть, потому, что дальше не было снега, который бы оттенял её контур. У ручья, снова на снежном фоне, она на мгновение появилась, но тут же исчезла вновь».
Призрак монашки являлся не всем. Но одному из участников исследовательской команды удалось сделать набросок её портрета в фас и профиль. Призрак назвали «Изабель» – просто чтобы отличать от «Марго», другой женщины-привидения. Этих двух не только видели вместе, но и слышали: оне о чём-то спорили тихими голосами. Однажды в ходе сеанса «столоверчения» мистер Поулс и мисс Фриэр получили любопытное приглашение явиться в рощицу у ручья после половины седьмого вечера – монахиня пообещала там прикоснуться к плечу мужчины.
«С того места на западном берегу, где я стояла, трудно было отчётливо разглядеть фигуру, – пишет мисс Гудрих-Фриэр, – но она подошла к священнику очень близко. Из кармана у неё выглядывал кончик белого носового платка. Я видела, как её рука потянулась к плечу мистера Поулса, но не могу с полной уверенностью утверждать, что контакт состоялся».
Послали за мисс Лэнгтон, не объяснив ей, зачем.
«Я снова остановился под молодым деревцем, – продолжает священник. – На этот раз дрожь обуяла меня почти сразу же. По словам мисс Лэнгтон, спустя полминуты чуть левее от меня возникла фигура. Она, вроде бы, подняла руку и снова прикоснулась ко мне. Я ничего не почувствовал, кроме продолжавшегося озноба, – так, похоже, организм реагировал на каждое появление фантома».
Куда больше, нежели разгуливающие привидения, досаждал исследователю загадочный комнатный шум. Тут было всё: стуки, хлопки, треск, взрывы, лязганье, стоны, шаги и крики (не только человеческие, но и звериные). Этот бедлам не прекращался ни днём, ни ночью. Приведу в заключение краткое описание лишь одного жуткого происшествия.
«После ужина мы втроём расселись за картами у камина. Вдруг кто-то из нас воскликнул: «Слышите? Шаги!» Да, комнату – вдоль стены со стороны сейфа – явно обходил невидимый мужчина. Шаги раздались совсем рядом, но мы никого не увидели».
Призрак этот, кроме того, имел пренеприятнейшую привычку сдёргивать со спящих одеяла и поднимать в воздух кровати, однако встречи с представителями высших научных кругов явно приводили его в смущение. Сэр Оливер Лодж, посетивший дом, сообщил лорду Бьюту следующее:
«Мне так и не удалось услышать ничего громкого – так, постукивание в стене, чей-то храп, глухой вой – и всё». Маститый физик не нашёл причин оставаться в доме для дальнейших исследований.
Лорд Бьют дважды читал заупокойную молитву в разных участках особняка. Несколько раз он буквально терял дар речи, явственно ощущая чьё-то «злое влияние».
«Атмосфера в доме изменилась. Ничего подобного ранее не наблюдалось, – писала мисс Гудрих-Фриэр. – Во время первого визита мы ощущали, в основном, изумление, меланхолию и подавленность; сейчас все независимо друг от друга сошлись на том, что в доме таится какое-то ужасное зло. Спукс сразу это почувствовал: никогда прежде наша собачка не обнаруживала признаков такого ужаса, как теперь. Измождённые лица гостей являют собой за завтраком печальное зрелище».
Исследователи попросили, чтобы им разрешили остаться ещё, в надежде провести исследование сейсмическими методами. Но владелец, обеспокоенный падением репутации Баллехина, ответил отказом. С ещё большим недовольством семья восприняла выход книги Гудрих-Фриэр «Призраки Баллехина». Несколько лет назад я направил обитателям особняка письмо, в котором спрашивал, продолжаются ли у них прежние странности, но получил очень краткий и совершенно невразумительный ответ.
Важно отметить, что феномен Баллехин-Хауса отличался явной «одушевлённостью»: призраки вели себя здесь далеко не автоматически, как это часто бывает. Похоже, наблюдатели в данном случае действительно столкнулись с явлением спиритического толка. Вызывая у гостей озноб, призраки дома явно отнимали у них энергию жизни – в полном соответствии, надо сказать, с нормами своего поведения на земле.
Книга, вышедшая под таким названием в 1940 году, а также следующая, «Конец Борли-Ректори» (1946), стали бестселлерами. Гарри Прайс умер в 1948 году. Ещё семь лет спустя трое других исследователей – Тревор М.Холл из Британского Общества психических исследований, Эрик Дж.Дингуолл и Кэтлин М.Голдни (двое последних – друзья и коллеги Прайса) опубликовали книгу «Призраки в Борли: критический анализ имеющихся фактов», в которой попытались развенчать тайну «беспокойнейшего» британского дома и обвинить Прайса в мистификации, утверждая, будто бы он умышленно искажал все относившиеся к делу факты. Скандал, разразившийся вокруг этого совершенно надуманного «разоблачения», оказался беспрецедентным в истории психической науки.*
* Г-н Дингуолл, один из руководителей Лондонского О.П.И., нанёс много вреда «психическим" исследованиям. О его деятельности писал ещё А.Конан-Дойль. Из-за Дингуолла писатель прекратил своё членство в О.П.И. и других призывал к тому же. Подробнее см. об этом в «Записках о Спиритизме» (а также в нашем «Приложении») письмо под заглавием «Отречение от Общества психических исследований». (Й.Р.)
Между тем, призраки Борли-Ректори – феномен стародавний; странности в доме начались задолго до того, как там в 1929 году впервые появился Прайс. К систематическим наблюдениям он, кстати, приступил лишь 9 лет спустя, когда снял здесь комнату на год и попытался найти себе объективных помощников с помощью объявления в «New York Times Magazine».
В течение следующих 14 месяцев в Борли-Ректори было зафиксировано около двух тысяч паранормальных явлений разного рода: необъяснимые голоса, звуки шагов, звон колокольчика, клацание дверных замков, появление письменных посланий на стенах, превращение вина в чернила, полёты предметов, появление трещин в оконных рамах, огненные всполохи в окнах. Самыми жуткими персонажами этого театра ужаса была постоянно расхаживавшая по поместью призрачная монахиня, которая в своих письменных посланиях молила живых об упокойной мессе, а также обезглавленный возница, разъезжавший в своей призрачной карете. Обе фигуры достаточно наглядно иллюстрировали издавна ходившую в этих краях легенду о монахе и юной монашке, сбежавших из Борли в карете. Когда беглецов поймали, мужчину обезглавили, а женщину живьём замуровали в стене монастыря.
Если верить Гарри Прайсу, поселившиеся в доме наблюдатели не ощущали со стороны привидений сколько-нибудь враждебного к себе отношения. Живший тут трёхлетний ребёнок придерживался иного мнения. На вопрос, кто поставил ему синяк под глазом, мальчик ответил: «Это меня страшила какой-то стукнул. Он стоял в комнате у занавески».
Собаки также относились к безголовому призраку без особых симпатий. Однажды капитан Грегсон, последний владелец Борли (это при нём призрак монашки спалил-таки дом, исполнив таким образом многочисленные угрозы, передававшиеся с помощью планшетки) поздно вечером вошёл во двор со своим чёрным спаниэлем. Вот что затем произошло:
«В дальнем конце двора послышались отчётливые шаги, – рассказывает он. – Затем кто-то прошёл по деревянной крышке люка, который ведёт в подвал. Я остановился. Внезапно собака словно сошла с ума. Она завизжала, вырвала из рук поводок и с визгом умчалась прочь. С тех пор я её больше не видел».
Капитан Грегсон купил себе такого же чёрного спаниэля. Тот без промедления последовал примеру предшественника: взвыл, завизжал, умчался куда-то стрелой и больше в окрестностях не появлялся.
Воздержусь от самоцитирования; желающие могут обратиться к моей статье, опубликованной журналом «Tomorrow» (зимний выпуск 1956 года), где я выразил против этого, с позволения сказать, «разоблачения» возмущённый протест. Поверьте, за Гарри Прайса я вступился вовсе не потому, что питал к нему какие-то личные симпатиии. Мы не были друзьями – впрочем, врагами тоже. Прайс мало кому нравился: это был человек крайне честолюбивый, эгоистичный, ревнивый к славе и к конкурентам. Но по меньшей мере в одном достоинстве ему не откажешь: это был честный исследователь, всю свою жизнь посвятивший разоблачению разного рода мошенников и проходимцев. Нетерпимость к обману была, пожалуй, наиболее яркой чертой его весьма своеобразного характера. Прайс (автор знаменитой «Terrum Of Spiritualism») проявил немалое мужество, когда в своей второй публикации о Борли-Ректори заявил следующее:
«Шесть лет назад я пришёл к выводу, что объяснить происходящее здесь можно лишь исходя из теории посмертного существования индивидуума; сегодня без колебаний могу заявить, что за это время лишь утвердился в своём мнении. Более того, утверждаю, что феномен Борли-Ректори подтверждает концепцию «жизни после смерти" куда убедительнее, чем любое паранормальное проявление того же рода, когда-либо встречавшееся мне на пути».
Итак, Гарри Прайс высказался в поддержку спиритов: за этот грех его теперь и пытаются смешать с грязью. Что касается меня, то могу оспорить лишь одно утверждение Прайса – а именно, что Борли-Ректори – самый «неспокойный» из домов Британии. Этот отъявленный эгоцентрист просто умер бы от смущения, если бы узнал, что дело, им расследуемое – не «самое-самое» во всех отношениях. Самый густонаселённый привидениями дом страны (о чём Гарри Прайс не мог не знать хотя бы из уже опубликованных к тому времени книг и статей) – всё же Баллехин-Хаус в графстве Пертшир, на протяжении многих веков состоявший во владении семейства шотландских баронов. С любезного согласия лорда Бьюта дом был сначала сдан Обществу психических исследований в аренду, а затем перешёл в полное владение этой организации. Мисс Гудрих-Фриэр, очень известная и способная исследовательница, провела здесь 92 дня, ежедневно записывая свои наблюдения. Происходившие тут события носили религиозный оттенок, но по странности значительно превосходили всё, что имело место в Борли-Ректори.
Последним владельцем дома по мужской линии был майор С., человек весьма эксцентричный. Он участвовал в индийской кампании, сохранил самые тёплые воспоминания о тех днях, а главное, верил в то, что души мёртвых могут возвращаться в наш мир, вселяясь как в людей, так и в животных. Майор С. не раз намекал на то, что после собственной кончины непременно вселится в тело своего любимого чёрного спаниэля.
После смерти майора члены его семьи, должно быть, дабы затруднить осуществление этого плана, приказали перестрелять всех собак в доме. С тех пор в окрестностях его постоянно носятся стаи призрачных псов. Чёрного спаниэля встречали несколько очевидцев; не раз появлялись на территории поместья и другие его покойные собратья. Вот фрагмент дневниковых записей мисс Гудрих-Фриэр:
«Около десяти часов утра я сидела в библиотеке и писала что-то, находясь спиной к окну. В комнате со мной была миссис Уокер. Она обратилась ко мне пару раз с каким-то вопросом, но я не ответила ей, поскольку была слишком занята. Вдруг кто-то подтолкнул мой стул. Я решила, что это пёс: внизу, однако, никого не было. Я продолжала работу и через несколько минут почувствовала толчок настолько решительный, что я чуть не упала со стула. Решив, что это миссис Уокер, не дождавшись ответа, решила напомнить о себе таким образом, я обернулась и вскрикнула от изумления: комната была пуста! Миссис Уокер через секунду вошла, и тут же увидела собаку, которая сидела на коврике перед камином и очень внимательно глядела в ту самую точку рядом со стулом, где ожидала увидеть её я».
Четыре дня спустя:
«Сегодня после захода солнца мы с миссис Мур снова слышали шум – в основном, какие-то лёгкие шаркающие шаги. Затем раздалось царапанье. Мы решили, что это наша собака, но обнаружили её мирно спящей на привычном коврике».
Ещё две недели спустя мисс Гудрих-Фриэр увидела в комнате миссис Мур чёрного пса, которого приняла поначалу за своего шпица. Она как раз устанавливала фотокамеру и замерла, опасаясь, что животное сдвинет стол. В ту же секунду появилась вторая собака: на этот раз это был её Спукс. Прижав ушки, он направлялся к чёрному гостю.
«Куда это наш Спукс так помчался? – удивилась другая женщина, находившаяся в комнате. Мисс Фриэр увидела затем, как Спукс спешно ретировался, помахивая хвостом. Призрачная собака была покрупнее живой, хотя не исключено, что это тоже был спаниэль».
Появлялись здесь и «человекоподобные» привидения. Дважды оказывалось, что это образы ныне живущих людей, которые в тот момент, очевидно, спали. Одним из них был священник (во всех отчётах он фигурирует под именем «отец Х.»), переживший в доме мучительные мгновения и потому, наверное, всеми мыслями всё ещё находившийся здесь. Именно он, кстати, и обратил впервые внимание лорда Бьюта на странности Баллехин-Хауса.
Священник решил, что покойный майор С. пытается таким образом привлечь к себе внимание живущих и убедить их в том, что душа его жаждет успокоения при посредстве святой молитвы. Находясь у себя в комнате, он слышал удары, напоминавшие, скорее, взрывы, и ещё какие-то глухие стуки, как если бы большая собака всем телом бросалась на дверь. Окропив помещение святой водой, отец Х. произнёс «Visita Qu?sumus» – молитву, призывающую небо защитить дом и его обитателей от козней врага рода человеческого. В ту ночь, засыпая, святой отец явственно увидел на стене бурое деревянное распятие высотой около полуметра.
Известный астроном сэр Уильям Хиггинс тщательно расспросил отца Х. и убедился в том, что тот не стал жертвой болезненных галлюцинаций. То же распятие позже увидел другой священник, отец К. Стоя у камина, он испытал вдруг сильнейший озноб. В постели дрожь усилилась. «Случайно подняв взгляд, – рассказывал он в письме лорду Бьюту, – на стене над самой кроватью я увидел деревянное распятие из бурой древесины. Стена комнаты была совершенно пуста, там не было ни картин, ни чего-либо, что могло бы явиться причиной оптического обмана, допустим, в силу особенностей освещения. Озноб прекратился: не то, чтобы мгновенно, но очень скоро. Я словно ощутил вдруг какую-то поддержку извне».
«4 марта у мистера Поулса начался внезапный озноб, – пишет мисс Гудрих-Фриэр. – Он сумел лишь выдавить из себя какие-то жалобные звуки. Взглянув в его сторону, я увидела руку, державшую бурое распятие, на вид выточенное из дерева. Некто стоял у подножия кровати, оставаясь невидимым. Мистер Поулс тут же сказал: «Мне лучше!» – или что-то в этом роде».
В Баллехин-Хаусе нередко слышалось бормотание, напоминавшее тихое молитвенное чтение. Согласно легенде во времена Реформации здесь был убит священнослужитель. Раздавались и другие голоса: невидимые люди то беседовали едва слышно, то принимались вдруг яростно спорить. Слов разобрать было невозможно, но многоголосица прослушивалась отчётливо.
Когда-то маленький флигель на территории поместья служил летним приютом монахинь. Возможно, именно этим объясняется частое появление здесь призрака монашки.
«На снежном фоне я увидела едва заметную фигурку, – пишет мисс Гудрих-Фриэр. – Некоторое время женщина продвигалась по узкому ущелью вверх, затем остановилась, обернулась и посмотрела прямо на меня. Лицо её казалось бледным, руки были скрыты в складках монашеского одеяния. Затем она вновь двинулась по склону – мне показалось, противоестественно быстро. У дерева фигура исчезла – может быть, потому, что дальше не было снега, который бы оттенял её контур. У ручья, снова на снежном фоне, она на мгновение появилась, но тут же исчезла вновь».
Призрак монашки являлся не всем. Но одному из участников исследовательской команды удалось сделать набросок её портрета в фас и профиль. Призрак назвали «Изабель» – просто чтобы отличать от «Марго», другой женщины-привидения. Этих двух не только видели вместе, но и слышали: оне о чём-то спорили тихими голосами. Однажды в ходе сеанса «столоверчения» мистер Поулс и мисс Фриэр получили любопытное приглашение явиться в рощицу у ручья после половины седьмого вечера – монахиня пообещала там прикоснуться к плечу мужчины.
«С того места на западном берегу, где я стояла, трудно было отчётливо разглядеть фигуру, – пишет мисс Гудрих-Фриэр, – но она подошла к священнику очень близко. Из кармана у неё выглядывал кончик белого носового платка. Я видела, как её рука потянулась к плечу мистера Поулса, но не могу с полной уверенностью утверждать, что контакт состоялся».
Послали за мисс Лэнгтон, не объяснив ей, зачем.
«Я снова остановился под молодым деревцем, – продолжает священник. – На этот раз дрожь обуяла меня почти сразу же. По словам мисс Лэнгтон, спустя полминуты чуть левее от меня возникла фигура. Она, вроде бы, подняла руку и снова прикоснулась ко мне. Я ничего не почувствовал, кроме продолжавшегося озноба, – так, похоже, организм реагировал на каждое появление фантома».
Куда больше, нежели разгуливающие привидения, досаждал исследователю загадочный комнатный шум. Тут было всё: стуки, хлопки, треск, взрывы, лязганье, стоны, шаги и крики (не только человеческие, но и звериные). Этот бедлам не прекращался ни днём, ни ночью. Приведу в заключение краткое описание лишь одного жуткого происшествия.
«После ужина мы втроём расселись за картами у камина. Вдруг кто-то из нас воскликнул: «Слышите? Шаги!» Да, комнату – вдоль стены со стороны сейфа – явно обходил невидимый мужчина. Шаги раздались совсем рядом, но мы никого не увидели».
Призрак этот, кроме того, имел пренеприятнейшую привычку сдёргивать со спящих одеяла и поднимать в воздух кровати, однако встречи с представителями высших научных кругов явно приводили его в смущение. Сэр Оливер Лодж, посетивший дом, сообщил лорду Бьюту следующее:
«Мне так и не удалось услышать ничего громкого – так, постукивание в стене, чей-то храп, глухой вой – и всё». Маститый физик не нашёл причин оставаться в доме для дальнейших исследований.
Лорд Бьют дважды читал заупокойную молитву в разных участках особняка. Несколько раз он буквально терял дар речи, явственно ощущая чьё-то «злое влияние».
«Атмосфера в доме изменилась. Ничего подобного ранее не наблюдалось, – писала мисс Гудрих-Фриэр. – Во время первого визита мы ощущали, в основном, изумление, меланхолию и подавленность; сейчас все независимо друг от друга сошлись на том, что в доме таится какое-то ужасное зло. Спукс сразу это почувствовал: никогда прежде наша собачка не обнаруживала признаков такого ужаса, как теперь. Измождённые лица гостей являют собой за завтраком печальное зрелище».
Исследователи попросили, чтобы им разрешили остаться ещё, в надежде провести исследование сейсмическими методами. Но владелец, обеспокоенный падением репутации Баллехина, ответил отказом. С ещё большим недовольством семья восприняла выход книги Гудрих-Фриэр «Призраки Баллехина». Несколько лет назад я направил обитателям особняка письмо, в котором спрашивал, продолжаются ли у них прежние странности, но получил очень краткий и совершенно невразумительный ответ.
Важно отметить, что феномен Баллехин-Хауса отличался явной «одушевлённостью»: призраки вели себя здесь далеко не автоматически, как это часто бывает. Похоже, наблюдатели в данном случае действительно столкнулись с явлением спиритического толка. Вызывая у гостей озноб, призраки дома явно отнимали у них энергию жизни – в полном соответствии, надо сказать, с нормами своего поведения на земле.
