Чудная нитка.
Есть у нас промышленное предприятие. Большое. И территория у него очень большая. А на этой территории, среди корпусов и рабочих зон, есть площадки складирования, на которых хранится всякое оборудование. Что-то там осело всерьез и надолго, что-то порой увозят, что-то привозят. Агрегаты самые разные, и размеры у них — от скромных до громадных.
И вот какой случай. Зима, снег. Приходит на предприятие известие, что должны вскоре привезти три огромных штуковины. А по этому поводу нужно подготовить место, куда их разгрузят.
Начальство нагнало работяг, в телогрейках и с лопатами. Инженер пришел, в руках — бумажка с данными на оборудование: габариты, вес, инвентарные номера по бухгалтерии. Прикинул: три блока, каждый в основании два на пять, высота три с половиной, двадцать шесть транспортных тонн. А под снегом — бетонные плиты, на грунт уложенные. Площадка. Корень квадратный, тангенс… вот и выходит, что снег лопатами нужно разгребать здесь, там и вот тут.
Разгребли, привезли, сгрузили и выставили в ряд. После этого в истории антракт до самой весны. А весной снег стаял, и стал виден казус. Одну штуковину поставили не как нужно, а сместили в сторону, и часть ее основания с бетона на грунт вылезла, примерно на треть. Причем под основанием у нее шпалы уложены, на которых она как комод на ножках. И те шпалы, что на грунте, стали в размякшей весенней глине тонуть, а весь агрегат, соответственно, по-пизански покосился.
Забили тревогу, начальству доложили. Спецы пришли на безобразие смотреть. По всему выходит, что штуковину требуется срочно переставлять, так как смещается она, словно часовая стрелка — медленно и вроде бы незаметно, но неотвратимо.
Ситуация накалилась. Начальство ярилось и искало виновных. Люди причастные подыскивали оправдания. Даже простые работяги переживали: убыток от возможной порчи агрегата при падении был велик, прощай премия, да и накрыть этой штукой нечаянно вполне может.
Здесь нужно пояснить: сложную махину просто так не подвинешь. Делается это особой техникой, с привлечением специалистов, дорого и нескоро, так как подобных фирм раз-два и обчелся, заказов у них много, и очередь длинная. А требуется неотложно, пока не стало поздно.
Тут-то и вклинился Петрович. Он на предприятии работал чуть не с детства. Таких на каждом производстве встретить можно. Немногословный, пожилой, седой.
Поймал молодого рабочего, скомандовал:
— Беги в контору, спроси у баб нитку, тащи сюда живо.
Тот метнулся, принес.
Петрович глянул и осерчал:
— Дура! Кто ж для этого желтую берет? Черная или красная нужна!
А нить ему дали шелковую, толстую, ей конторские книги прошивали и опечатывали.
Новая нитка оказалась обычной, тонкой, как для штопки, зато черной.
Петрович один ее конец к покосившемуся агрегату привязал, натянул и другим концом к его соседу многотонному, за какой-то тонкий стержень, примотал. При этом все бурчал негромко. Вроде не ругался, а слышалось чудно и непонятно. Потом сказал:
— Все, расходимся. Ничего с железякой не будет. Ставлено крепко, такелажников дождется.
Повернулся и сам прочь пошел.
Народ плечами пожал, переглянулся, никто ничего не понял.
Только заметили потом, что падение и впрямь остановилось. Наклонная махина, которой одна дорога была боком в грязь, застопорилась, как привязанная.
У Петровича потом долго пытались выпытать, что он такое сотворил. Тот отмахивался: «маячок», мол, поставил. «Маячок» — нехитрое такое приспособление, стеклышко, нить или бумажка на трещине. Начнут края смещаться, он и лопнет, сигнал подаст. Или продолжится крен агрегата, тот же эффект. Вроде правду отвечал Петрович, да не всю. Не остановить хлипкому «маячку» напора, а вот поди ж ты.
Лужа под агрегатом все росла, грязь ширилась, но косой конструкции все было нипочем. К наклонному силуэту привыкли и работяги, и начальство. Сначала Петровича часто спрашивали, то с подковыркой, то с любопытством: признайся, что ты такое учудил? Он отмалчивался.
Понемногу от него отстали. Самому приставучему, когда другие уже угомонились, сдержанный Петрович коротко пообещал:
— Допросишься у меня, я тебя такой ниткой поперек судьбы перевяжу.
И так это прозвучало, что балабол враз его в покое оставил.
У нас временное — самое что ни на есть постоянное. Хотели на предприятии со своей бедой лишь до такелажников дотерпеть, а теперь и думать про них забыли: нитка оказалась и проще, и дешевле.
И еще. Все знают, как обычные нитки под открытым небом гниют, а нить Петровича все как новенькая. Ни дожди, ни солнце ее не берут. Даже слабину она не дала, хотя со дня, когда Петрович ее натянул, уже месяцев семь прошло.
