Хазрати Муса, пересекая пустыню, повстречал человека, в котором узнал благородного шейха Хызра, известного как «таинственный шейх», духовный наставник, обучающий все человечество через тех, с кем он вступает в контакт.
Муса спросил Хызра, нельзя ли присоединиться к нему в его странствии, и Шейх ответил, что это возможно, но при соблюдении одного условия: любой поступок Хызра не подлежит обсуждению и не должен вызывать вопросов.
Так они и договорились, после чего, пройдя вдвоем некоторое расстояние, достигли широкой реки, пересечь которую можно было только на лодке. Одна лодка нашлась — она принадлежала старику-перевозчику и была единственным средством его существования. Хызр договорился с ним, что воспользуется этой лодкой для переправы и привяжет ее на противоположном берегу.
Однако когда они с Мусой благополучно причалили к другому берегу, Хызр продырявил днище лодки и наполовину затопил ее прямо на глазах перевозчика, который, как нетрудно догадаться, посылал вопли и стенания вослед удалявшимся путникам.
Муса, обладавший достаточно тонким восприятием, отсутствующим у большинства людей, узнал в Хызре Святую Сущность, однако был не в состоянии понять, как может духовное существо и наставник в духовной сфере расплатиться злом за добро. И он сказал об этом Хызру. В ответ Хызр лишь напомнил Мусе об условии не задавать вопросов.
После этого какое-то время не происходило ничего особенного, пока они не вошли в одну деревню, где попросили у жителей напиться. Никто не дал им воды; более того, обитатели этого селения оскорбляли их и кричали, чтобы они убирались подобру-поздорову, поскольку чужаков здесь не любят.
Пройдя селение и выйдя на его окраину, Хызр неожиданно остановился у осыпающейся стены глинобитной хижины. Попросив Мусу помочь ему, он собрал глину и привел стену в порядок.
— О Святейший, — сказал Муса, — я знаю, что человек должен делать добро врагам, но ведь очевидно и то, что нет нужды чрезмерно усердствовать в этом. Не достаточно ли было просто воздержаться и не осудить их?
Хызр, однако, опять напомнил Мусе об их соглашении.
Достигнув другой деревни, путешественники увидели детей, игравших на лужайке. Хызр подкрался к одному мальчику, схватил его и сжал так, что ребенок умер.
Это оказалось для Мусы последней каплей.
— О Великий и Святой шейх Хызр, — сказал он, — я слышал, что существует Великий Узор и что зло случается только для того, чтобы могло проистечь добро; но видеть такое выше моих сил, ибо переживание чего-либо — не то же самое, что размышление об этом. Твои действия я воспринимаю как ненормальные и запретные. Поэтому, если ты не объяснишься, я вынужден буду покинуть тебя.
— Невзирая на наш уговор, — сказал Хызр, — я, конечно же, объясню тебе смысл моих действий. Но когда я сделаю это, ты должен будешь немедленно оставить меня, ибо показал, что не готов разделить с посланцами Невидимого Мира их опыт, будучи не в состоянии даже выносить его.
— Мне придется, — ответил Муса, — покинуть тебя в любом случае; ибо воспитание, которое я получил, сделало из меня человека все же более достойного, чем злодей, убийца или тот, кто за добро платит злом, и это воспитание вопиет во мне в ответ на все, что ты совершил.
И Святая Сущность повел такую речь:
— Раз уж ты такой хороший человек, Муса, тогда услышь, что во всем случающемся всегда есть смысл и что ни одна часть Великого Замысла не может быть полной без других его частей.
Я поступаю в согласии с Планом, который ты видеть не можешь. Даже в моем уме отражается лишь часть этого Плана, ибо целиком он известен одному только Аллаху. Но насколько твое знание больше знания абсолютного невежды, настолько же и мое знание больше твоего. Это знание заставляет меня делать одно и не делать другого, хотя мои действия кажутся тебе бессмысленными, точно так же как и твои поступки могли бы озадачить совершенно невежественного человека.
Например, мне известно, что деспотичный правитель отдал приказ об изъятии всех лодок, поскольку они ему понадобились, чтобы перевезти армию. Если бы лодка, которую я испортил, оставалась неповрежденной, царские слуги забрали бы ее и, конечно, никогда бы не вернули старику-перевозчику. Он умер бы от голода, так как в своем преклонном возрасте уже не может обеспечивать себя пропитанием. Теперь же воины увидят, что лодка непригодна, и не тронут ее. А вскоре один плотник починит лодку, так что она еще послужит старику.
— А стена — когда за зло было отплачено добром — это что, просто жест, ради моего наставления или ради приобретения заслуги? — спросил Муса, почувствовав легкий стыд.
— Люди, живущие в той деревне, как ты заметил, порочны, жадны и жестоки. В стене упрятан горшок с золотом, оставленный отцом для живущих там сирот. Стена преждевременно стала разрушаться, а дети еще слишком малы и не могут позаботиться даже о своем ветшающем жилище, не говоря уже о том, чтобы уберечь золото, их единственное наследство. Мы с тобой починили стену, и теперь она простоит точно до того времени, когда дети будут в состоянии вступить во владение своим имуществом и сохранить его.
Муса был поражен и начал осознавать, что в миссии Хызра действительно было что-то неизмеримо важное. Но тут перед его глазами возникла картина хладнокровного убийства маленького ребенка. Ведь не может быть, чтобы нашлось оправдание подобному поступку!
— Мальчик погиб, — продолжал свою речь Святая Сущность, — точно так же, как люди любого возраста ежедневно гибнут от болезни, «случайности» или убийства; в данном же случае это произошло потому, что, останься этот ребенок в живых, ему суждено было, возмужав, стать величайшим из злодеев, когда-либо живших на земле. Миллионы таких же подающих надежды, любящих и любимых, умерли бы в результате ужасов и кровопролития, которые он учинил бы.
Тогда Муса упал на колени и закричал: «О Святая Сущность, позволь мне остаться с тобой! Позволь искупить мое невежество и глупость!»
Но Хызр был непреклонен, и Муса остался пребывать в границах своей собственной малой части Великого Узора.
