«... Шесть месяцев парнишке было. Помирал он… Ольга, мать его – ее уже беременную оглазили, причем – Зинка Южбенкина (нонче зимой померла). Так вот, она же, [Зинка,] косоглазая... Погладила ее по животу в магазине, и всё. Девка – ни спать, ни есть, ни ходить... Кое-как сняли этот урок.
Бабка Васа к этому времени тоже померла, а ребенок, видимо, всё-то это в себя взял. И болеет, и болеет… Они [приглашали] врача, всё по больницам – не помогает. Отправили домой помирать. Фельдшерица наша говорит: “Бабку найдите”. Ну, они ко мне и пришли… Я-то чё? – посмотрела… Ой, вижу, всё – уже парнишку не спасти. Ну, это же дитя, и так стало больно и жалко. Говорю: “Ладно, попробую. Только это лечение стыдное”. Отказались… Они привезли батюшку, он причастил его… И мальчонка уже дышит через раз, отойдет скоро… Ну, Ольга ко мне в ноги – мол, помоги, баба Шура, век не забуду. Я сказала: “Хотите, чтобы парнишка был жив? Пусть мужики выйдут, и будет только мать. Только говорю, что бы я ни делала – на всё согласны?” – “На всё!” – говорят. А парнишка уже хрипит.
Я снимаю штаны и прямо этим-то местом… голым… сажусь ему на макушку и говорю:
“ Чем родился, тем и накрылся!
Чем родился, тем и накрылся!
Чем родился, тем и накрылся! ”
Потом сажусь на воду и эту воду выливаю ему на голову, приговаривая:
“ Не из ведра лью, из п..ды плещу ”.
Этот самый сильный наговор, что только есть от детской
порчи. Его почти никто не знает…И от веку недолгого,
от всяких хворей... Почему так именно
делают? А потому, что нет надежней и защитнее
места для дитя, как утроба матери…».
И помогло средство. Ребенок поднялся.
