Есть ли связь между библейской историей о пророке Ионе и героем сказок и легенд Водяным? "Маловероятно..."—скажем мы, не зная необычных доказательств обратного, что приводят автор данной статьи.
Кто проглотил Иону? Как повествует Библия, Господь повелел пророку Ионе идти проповедовать в город Ниневия, ибо там совершались страшные злодеяния. Но Иона смалодушничал и, решив бежать в город Фарсис, сел на следовавший туда корабль.
За его неповиновение Господь наслал на корабль шторм, грозивший ему гибелью. И тогда Иона признался капитану в своём грехе перед Богом и просил бросить его в бушующее море, чтобы утихомирить бурю. Господь не только принял этот жертвенный поступок в качестве искупления, но и простил пророка. Он повелел большому киту проглотить Иону, а через три дня и три ночи извергнуть его целым и невредимым на сушу. Что и свершилось.
Библия излагает историю Ионы сухим языком судебной хроники, будто её автор видит в ней обычное рядовое событие. Её главный смысл в том, что Господь карает за неповиновение, в поскольку Он ещё и милостив, то прощает раскаявшихся. Глотание же человека китом с последующим исторжением — это всего лишь технический приём, применённый Всевышним, в котором нет ничего особенного.
Те, кто считает библейскую историю фантастической выдумкой, в качестве главного довода традиционно ссылаются на анатомию китообразных: пищевод планктоноядных китов слишком узок, чтобы проглотить человека, а зубатые касатки и кашалоты измельчают добычу ещё до её попадания в желудок.
Но на поверку анатомический аргумент оказывается несостоятельным.
По мнению французского океанолога Жака Ива Кусто, Иона мог оказаться во чреве гигантского мероу — рыбы из семейства серрановых. Эти исполины достигают трёх метров в длину и вполне могут проглотить человека. Характерная особенность серрановых — заглатывание добычи целиком, не нанося ей ранений зубами, и способность отрыгнуть её обратно.
В пользу данной версии говорят и старинные предания австралийских и малайских рыбаков о людях, проглоченных чудовищными рыбами: не в силах переварить столь большую добычу, рыбы исторгали её. Правда, в них речь идёт о близком родственнике мероу — каменном окуне, достигающем веса в полтонны, но это не меняет дела. Поэтому есть все основания предполагать, что в течение короткого времени человек может находиться в желудке рыбы из семейства серрановых и остаться живым.
ЧТО МОЖЕТ ВОДЯНОЙ?
По старинным поверьям, в лесу живёт леший, некое человекоподобное существо, поставленное поддерживать порядок среди тамошних обитателей. А в каждом большом водоёме есть его аналог — «хозяин вод», или просто водяной. В наши дни мало кто верит бабушкиным сказкам, даже если историки считают, что в них отражён многовековой народный опыт.
Я тоже не очень-то верил, что во всяких фантастических бывальщинах, а их в сельской глубинке до сих пор сохранилось много, есть реальное содержание. Вплоть до одного памятного дня.
Последние десять лет я провожу в деревне у самой границы Владимирской области. Больших водоёмов там нет. Но после того, как поставили плотину на нашей речке-переплюйке, образовалось довольно большое искусственное озеро — предел мечтаний деревенских рыбаков. Однажды утром мой сосед Тимофей, на дух не переносящий спиртного, преподнёс сюрприз: вернулся с рыбалки в одном сапоге. По словам Тимофея, когда он зашёл в воду, чтобы отцепить крючок, зацепившийся за лист кувшинки, его схватил за ногу водяной и потащил в глубину. «Хорошо, что сапог соскочил, я его на один носок обул, а то быть мне утопленником»,— закончил он свою сагу о ночном приключении.
Увы, более правдоподобного, чем Тимофеево объяснение, я так и не смог найти, пока мой приятель Олег, журналист по профессии и заядлый рыбак по призванию, не рассказал свою историю.
— Я часто бывал в командировках в Сибири и знал, какая там замечательная рыбалка, но никак не удавалось выкроить хоть денёк для неё. Поэтому решил в отпуск слетать, чтобы вдоволь порыбачить. Место выбрал заранее — озеро Медвежье в Красноярском крае. На берегу его было село с тем же названием — Медвежье. В нём я и остановился у лесника Ефимыча, жившего бобылём в просторной избе.
На следующий день с утра пораньше я отправился обследовать ристалище, где предстояло мериться силами с сибирскими щуками, судаками и лещами. Озеро оказалось большим — длиной не меньше десяти километров и шириной с километр. Глубина, по словам Ефимыча, не превышала десяти метров, хотя под высоким берегом было много омутов и ям глубиной метров по тридцать.
Мели разделяли озеро на три плёса, кое-где на мелких местах встречались реденькие поросли тростника. Так что ловить можно было любыми снастями даже с берега.
Вода в Медвежьем оказалась удивительно чистой, прозрачной и до того холодной, что, когда я ладонью зачерпнул её, чтобы попробовать на вкус, даже зубы заломило. Короче, я заранее предвкушал, каких огромных судаков да лещей буду таскать.
Правда, озадачила меня одна вещь. В маленьком заливчике у кромки водорослей в воде были отчётливо видны тёмные спинки больших карасей, приплывающих в такие места лакомиться молодыми стеблями. Свою трапезу они обычно сопровождают характерным чмоканьем. Но тут карасей не было слышно, словно они воды в рот набрали. Для пробы я сделал несколько забросов, однако наживка осталась нетронутой.
Вечером за чаем я рассказал Ефимычу об этом странном случае. На что тот серьёзно ответил: «Значит, там где-то поблизости Сам был. Он баловства не допущает, его вся рыба слушается». На мой недоуменный вопрос, кто такой «Сам», лесник пояснил: водяной, хозяин здешних озёр. «Те, кто его видел, говорят, что похож на агромаднейшего сома,— всё так же серьёзно закончил Ефимыч.— И раз он объявился в Медвежьем, пока он тут, рыбалки не будет».
Я не придал значения его прогнозу, и, как оказалось, зря. За два последующих дня удалось поймать только несколько маленьких пескарей да ершей. Настоящая рыба не брала, хотя я менял снасти, блесны, мормышек. Было похоже, что водяной недоволен приездом московского гостя и, чтобы на будущее оградить Медвежье от чужаков, решил оставить меня ни с чем.
На третий день произошло вовсе из ряда вон выходящее. Перед вечером к Ефимычу явилась целая делегация встревоженных мужиков и баб. Оказалось, что днём на огороженном жердями выпасе за околицей деревни медведь задрал козу да прямо там и бросил, даже не тронув мясо. Такого раньше никогда не случалось, и поэтому требовалась консультация Ефимыча относительно подоплёки загадочного происшествия.
Выдвинутая им версия показалась мне, мягко говоря, абсурдной: водяному в озере хочется полакомиться свежатинкой, и он попросил лешего отрядить медведя на «мясозаготовки». Чтобы с деревенской скотиной не случились новые неприятности, нужно побыстрее удовлетворить желание нечистой силы.
Вердикт лесника ни у кого не вызвал возражений. Задранную козу тут же притащили к нему во двор, разрубили на здоровенные куски, сложили их в ведро, и Ефимыч пошёл ублажать водяного. Я, естественно, увязался за ним.
Мы дошли до конца дощатых мостков, далеко уходивших от берега. Ефимыч сначала бросил в воду небольшие обрезки. Закатное солнце просвечивало её до самого дна, и было хорошо видно, как к лежавшему на песке мясу стали осторожно подплывать небольшие рыбёшки. «Разведчики,— прокомментировал Ефимыч.— Сейчас и остальные пожалуют». Действительно, вскоре показались метровые, судя по силуэтам, щуки и налимы. Они хватали куски мяса, которые он швырял с мостков, и тут же исчезали с ними в глубине. По его словам, сами рыбы мясо не едят, а относят к пославшему их водяному. «Завтра с утра иди рыбалить. Не пожалеешь»,— пообещал Ефимыч, когда ведро опустело.
Не знаю, что послужило причиной — жертвоприношение накануне или нечто другое, например, изменившееся атмосферное давление, но клёв на следующий день был просто сумасшедший. Где бы я ни забрасывал удочку, вода сразу начинала бурлить — только успевай подсекай. Шёл и судак, и лещ и окунь, и плотва, и налим.
Вечером я потребовал у Ефимыча объяснения. Из его слов выходило, что водяной и леший вовсе не представители нечистой силы, строящей козни против людей, а братья-коллеги, поставленные Господом блюсти порядок: один — в лесу, другой — в воде. Естественно, что они поддерживают постоянную связь. Скажем, захочет водяной мясца, леший поможет. А если лешаку рыбки захочется, водяной поспособствует. Причём оба не терпят баловства и напрасной травли живности.
— Если кто из людей на озере безобразничать станет. Сам быстро его окоротит: искупает, заставит воды нахлебаться, а то и вообще на дно утянет — поминай как звали,— рассказывал Ефимыч.— Позапрошлый год одного геолога, который вздумал на нересте бить рыбу из ружья дробью, водяной здорово проучил. Тот стоял над обрывом у самого края, земля под ним и обвалилась — водяной под водой берег-то подрыл. Безобразник в омут ухнул. А был в телогрейке, в сапогах. Еле выбрался. Но ружьё, конечно, утопил.
К счастью, при мне ничего подобного не случилось. Рыбалка же все две недели, которые я провёл на Медвежьем озере, была отличной.
Когда я слушал рассказ Олега, мне вспомнилась одна деталь происшедшего с Тимофеем, которой я в своё время не придал значения. Он глушил рыбу электрическим током. Этот варварский способ ловли рыбы вполне мог вызвать гнев водяного, если таковой существует на самом деле.
А теперь подведём итог. Если абстрагироваться от заранее вызывающего недоверие слова «водяной», то получается, что речь идёт о воздействии неких структур из тонкого мира на ход событий в нашем материальном мире. Сегодня учёные уже не отрицают возможность существования таких дискретных энергетических сущностей, которых в старину называли лешими, водяными, домовыми. Признаётся и то, что они могут вызывать физические изменения в нашем энергетическом пространстве. Другими словами — заставляют животных, в частности рыб или того же медведя, совершать некие действия.
Но зачем, например, водяному привлекать посредников, а не воздействовать непосредственно на человека самому? Этому тоже есть объяснение. Скорее всего высший субъект во вселенском поле квантовой информации — Творец, или Высший Разум, как его ещё называют, заложил в тонкоэнергетические сущности программы и дал свободу действий для их реализации. В то же время Он лишил эти сущности возможности влиять прямо на человека, поскольку тот стоит выше в информационной иерархии. Иначе говоря, для них мы находимся в запретной зоне, и они не могут посылать в наш адрес командные энергоинформационные импульсы соответствующей частоты.
И, наконец, последнее. В случае с библейским пророком волю Господа выполнял кит или какая-то другая огромная рыба. Когда же речь идёт о водяном, то он, по-видимому, выбирает себе на длительное время своеобразного «биоробота» в виде большой рыбы, которая совершает нужные ему действия: утягивает в воду людей или хотя бы сапоги, подрывает береговой обрыв и т. д. и т. п.
Безусловно, всё это может показаться невероятным. Ведь ни словесные, ни какие-либо иные дискретные по своей природе команды рыбы понять не способны. Но почему бы не предположить, что существует в природе какой-то волновой процесс, с помощью которого водяной может управлять своими рыбами-роботами?
Кто проглотил Иону? Как повествует Библия, Господь повелел пророку Ионе идти проповедовать в город Ниневия, ибо там совершались страшные злодеяния. Но Иона смалодушничал и, решив бежать в город Фарсис, сел на следовавший туда корабль.
За его неповиновение Господь наслал на корабль шторм, грозивший ему гибелью. И тогда Иона признался капитану в своём грехе перед Богом и просил бросить его в бушующее море, чтобы утихомирить бурю. Господь не только принял этот жертвенный поступок в качестве искупления, но и простил пророка. Он повелел большому киту проглотить Иону, а через три дня и три ночи извергнуть его целым и невредимым на сушу. Что и свершилось.
Библия излагает историю Ионы сухим языком судебной хроники, будто её автор видит в ней обычное рядовое событие. Её главный смысл в том, что Господь карает за неповиновение, в поскольку Он ещё и милостив, то прощает раскаявшихся. Глотание же человека китом с последующим исторжением — это всего лишь технический приём, применённый Всевышним, в котором нет ничего особенного.
Те, кто считает библейскую историю фантастической выдумкой, в качестве главного довода традиционно ссылаются на анатомию китообразных: пищевод планктоноядных китов слишком узок, чтобы проглотить человека, а зубатые касатки и кашалоты измельчают добычу ещё до её попадания в желудок.
Но на поверку анатомический аргумент оказывается несостоятельным.
По мнению французского океанолога Жака Ива Кусто, Иона мог оказаться во чреве гигантского мероу — рыбы из семейства серрановых. Эти исполины достигают трёх метров в длину и вполне могут проглотить человека. Характерная особенность серрановых — заглатывание добычи целиком, не нанося ей ранений зубами, и способность отрыгнуть её обратно.
В пользу данной версии говорят и старинные предания австралийских и малайских рыбаков о людях, проглоченных чудовищными рыбами: не в силах переварить столь большую добычу, рыбы исторгали её. Правда, в них речь идёт о близком родственнике мероу — каменном окуне, достигающем веса в полтонны, но это не меняет дела. Поэтому есть все основания предполагать, что в течение короткого времени человек может находиться в желудке рыбы из семейства серрановых и остаться живым.
ЧТО МОЖЕТ ВОДЯНОЙ?
По старинным поверьям, в лесу живёт леший, некое человекоподобное существо, поставленное поддерживать порядок среди тамошних обитателей. А в каждом большом водоёме есть его аналог — «хозяин вод», или просто водяной. В наши дни мало кто верит бабушкиным сказкам, даже если историки считают, что в них отражён многовековой народный опыт.
Я тоже не очень-то верил, что во всяких фантастических бывальщинах, а их в сельской глубинке до сих пор сохранилось много, есть реальное содержание. Вплоть до одного памятного дня.
Последние десять лет я провожу в деревне у самой границы Владимирской области. Больших водоёмов там нет. Но после того, как поставили плотину на нашей речке-переплюйке, образовалось довольно большое искусственное озеро — предел мечтаний деревенских рыбаков. Однажды утром мой сосед Тимофей, на дух не переносящий спиртного, преподнёс сюрприз: вернулся с рыбалки в одном сапоге. По словам Тимофея, когда он зашёл в воду, чтобы отцепить крючок, зацепившийся за лист кувшинки, его схватил за ногу водяной и потащил в глубину. «Хорошо, что сапог соскочил, я его на один носок обул, а то быть мне утопленником»,— закончил он свою сагу о ночном приключении.
Увы, более правдоподобного, чем Тимофеево объяснение, я так и не смог найти, пока мой приятель Олег, журналист по профессии и заядлый рыбак по призванию, не рассказал свою историю.
— Я часто бывал в командировках в Сибири и знал, какая там замечательная рыбалка, но никак не удавалось выкроить хоть денёк для неё. Поэтому решил в отпуск слетать, чтобы вдоволь порыбачить. Место выбрал заранее — озеро Медвежье в Красноярском крае. На берегу его было село с тем же названием — Медвежье. В нём я и остановился у лесника Ефимыча, жившего бобылём в просторной избе.
На следующий день с утра пораньше я отправился обследовать ристалище, где предстояло мериться силами с сибирскими щуками, судаками и лещами. Озеро оказалось большим — длиной не меньше десяти километров и шириной с километр. Глубина, по словам Ефимыча, не превышала десяти метров, хотя под высоким берегом было много омутов и ям глубиной метров по тридцать.
Мели разделяли озеро на три плёса, кое-где на мелких местах встречались реденькие поросли тростника. Так что ловить можно было любыми снастями даже с берега.
Вода в Медвежьем оказалась удивительно чистой, прозрачной и до того холодной, что, когда я ладонью зачерпнул её, чтобы попробовать на вкус, даже зубы заломило. Короче, я заранее предвкушал, каких огромных судаков да лещей буду таскать.
Правда, озадачила меня одна вещь. В маленьком заливчике у кромки водорослей в воде были отчётливо видны тёмные спинки больших карасей, приплывающих в такие места лакомиться молодыми стеблями. Свою трапезу они обычно сопровождают характерным чмоканьем. Но тут карасей не было слышно, словно они воды в рот набрали. Для пробы я сделал несколько забросов, однако наживка осталась нетронутой.
Вечером за чаем я рассказал Ефимычу об этом странном случае. На что тот серьёзно ответил: «Значит, там где-то поблизости Сам был. Он баловства не допущает, его вся рыба слушается». На мой недоуменный вопрос, кто такой «Сам», лесник пояснил: водяной, хозяин здешних озёр. «Те, кто его видел, говорят, что похож на агромаднейшего сома,— всё так же серьёзно закончил Ефимыч.— И раз он объявился в Медвежьем, пока он тут, рыбалки не будет».
Я не придал значения его прогнозу, и, как оказалось, зря. За два последующих дня удалось поймать только несколько маленьких пескарей да ершей. Настоящая рыба не брала, хотя я менял снасти, блесны, мормышек. Было похоже, что водяной недоволен приездом московского гостя и, чтобы на будущее оградить Медвежье от чужаков, решил оставить меня ни с чем.
На третий день произошло вовсе из ряда вон выходящее. Перед вечером к Ефимычу явилась целая делегация встревоженных мужиков и баб. Оказалось, что днём на огороженном жердями выпасе за околицей деревни медведь задрал козу да прямо там и бросил, даже не тронув мясо. Такого раньше никогда не случалось, и поэтому требовалась консультация Ефимыча относительно подоплёки загадочного происшествия.
Выдвинутая им версия показалась мне, мягко говоря, абсурдной: водяному в озере хочется полакомиться свежатинкой, и он попросил лешего отрядить медведя на «мясозаготовки». Чтобы с деревенской скотиной не случились новые неприятности, нужно побыстрее удовлетворить желание нечистой силы.
Вердикт лесника ни у кого не вызвал возражений. Задранную козу тут же притащили к нему во двор, разрубили на здоровенные куски, сложили их в ведро, и Ефимыч пошёл ублажать водяного. Я, естественно, увязался за ним.
Мы дошли до конца дощатых мостков, далеко уходивших от берега. Ефимыч сначала бросил в воду небольшие обрезки. Закатное солнце просвечивало её до самого дна, и было хорошо видно, как к лежавшему на песке мясу стали осторожно подплывать небольшие рыбёшки. «Разведчики,— прокомментировал Ефимыч.— Сейчас и остальные пожалуют». Действительно, вскоре показались метровые, судя по силуэтам, щуки и налимы. Они хватали куски мяса, которые он швырял с мостков, и тут же исчезали с ними в глубине. По его словам, сами рыбы мясо не едят, а относят к пославшему их водяному. «Завтра с утра иди рыбалить. Не пожалеешь»,— пообещал Ефимыч, когда ведро опустело.
Не знаю, что послужило причиной — жертвоприношение накануне или нечто другое, например, изменившееся атмосферное давление, но клёв на следующий день был просто сумасшедший. Где бы я ни забрасывал удочку, вода сразу начинала бурлить — только успевай подсекай. Шёл и судак, и лещ и окунь, и плотва, и налим.
Вечером я потребовал у Ефимыча объяснения. Из его слов выходило, что водяной и леший вовсе не представители нечистой силы, строящей козни против людей, а братья-коллеги, поставленные Господом блюсти порядок: один — в лесу, другой — в воде. Естественно, что они поддерживают постоянную связь. Скажем, захочет водяной мясца, леший поможет. А если лешаку рыбки захочется, водяной поспособствует. Причём оба не терпят баловства и напрасной травли живности.
— Если кто из людей на озере безобразничать станет. Сам быстро его окоротит: искупает, заставит воды нахлебаться, а то и вообще на дно утянет — поминай как звали,— рассказывал Ефимыч.— Позапрошлый год одного геолога, который вздумал на нересте бить рыбу из ружья дробью, водяной здорово проучил. Тот стоял над обрывом у самого края, земля под ним и обвалилась — водяной под водой берег-то подрыл. Безобразник в омут ухнул. А был в телогрейке, в сапогах. Еле выбрался. Но ружьё, конечно, утопил.
К счастью, при мне ничего подобного не случилось. Рыбалка же все две недели, которые я провёл на Медвежьем озере, была отличной.
Когда я слушал рассказ Олега, мне вспомнилась одна деталь происшедшего с Тимофеем, которой я в своё время не придал значения. Он глушил рыбу электрическим током. Этот варварский способ ловли рыбы вполне мог вызвать гнев водяного, если таковой существует на самом деле.
А теперь подведём итог. Если абстрагироваться от заранее вызывающего недоверие слова «водяной», то получается, что речь идёт о воздействии неких структур из тонкого мира на ход событий в нашем материальном мире. Сегодня учёные уже не отрицают возможность существования таких дискретных энергетических сущностей, которых в старину называли лешими, водяными, домовыми. Признаётся и то, что они могут вызывать физические изменения в нашем энергетическом пространстве. Другими словами — заставляют животных, в частности рыб или того же медведя, совершать некие действия.
Но зачем, например, водяному привлекать посредников, а не воздействовать непосредственно на человека самому? Этому тоже есть объяснение. Скорее всего высший субъект во вселенском поле квантовой информации — Творец, или Высший Разум, как его ещё называют, заложил в тонкоэнергетические сущности программы и дал свободу действий для их реализации. В то же время Он лишил эти сущности возможности влиять прямо на человека, поскольку тот стоит выше в информационной иерархии. Иначе говоря, для них мы находимся в запретной зоне, и они не могут посылать в наш адрес командные энергоинформационные импульсы соответствующей частоты.
И, наконец, последнее. В случае с библейским пророком волю Господа выполнял кит или какая-то другая огромная рыба. Когда же речь идёт о водяном, то он, по-видимому, выбирает себе на длительное время своеобразного «биоробота» в виде большой рыбы, которая совершает нужные ему действия: утягивает в воду людей или хотя бы сапоги, подрывает береговой обрыв и т. д. и т. п.
Безусловно, всё это может показаться невероятным. Ведь ни словесные, ни какие-либо иные дискретные по своей природе команды рыбы понять не способны. Но почему бы не предположить, что существует в природе какой-то волновой процесс, с помощью которого водяной может управлять своими рыбами-роботами?
