Мой друг Саша в своё время исколесил всю страну, от Калининграда до Магадана: работал дальнобойщиком – многое повидал. Некоторые водители с возрастом так устают от всей этой дорожной романтики, что поневоле становятся убеждёнными домоседами и видеть не могут ни трасс, ни маршрутов. А вот Сашка совсем другой, его хлебом не корми, дай куда-нибудь в дальнюю дорогу сорваться, мир поглядеть. Как он сам говорит: то, что не успел повидать на фуре, посмотрю с рюкзаком за плечами.
А несколько лет назад мы встретились, и я заметил, что Сашка какой-то сам не свой.
– Я, – говорит, – многое на веку своём повидал, но с таким ещё не сталкивался.
И рассказал историю об одном недавнем путешествии.
– Была осень, – начал свой рассказ Саня. – Я сидел на автовокзале в маленьком сибирском городке в ожидании автобуса. Ждать предстояло часов пять. Здание автовокзала совсем обшарпанное, с настоящей рабочей печкой в стене, представляешь? Не ремонтировалось, наверное, ещё со времён Сталина.
Просидел там час, другой. Стало ужасно скучно, да и есть очень хотелось. А у меня с собой только остывший чай в термосе и холодные бутерброды. Ну, думаю, поброжу по городку, может, найду кафешку. Спрашиваю кассиршу в билетном окошке:
– Скажите, а где в городе можно перекусить, желательно не очень дорого?
– У нас четыре кафе и один ресторан, – не без гордости сообщила мне билетёрша. – Но если хотите подешевле, тут недалеко старая рабочая столовая. Пойдёте по главной улице, потом на перекрёстке сразу направо – и увидите. Только идите прямо сейчас, а то она скоро закроется.
Я оставил рюкзак и сумки на попечение любезной билетёрши и отправился в город заморить червячка.
Здание столовой нашёл сразу. Рядом угадывались остовы промышленных строений какого-то завода, видимо, лесоперерабатывающего. Выглядели они так, словно лет десять назад завод разбомбили. Хотя заметно, что некоторые цеха ещё работали, – широкие окна светились.
Зашёл в столовую – противно скрипнула дверь – и попал в полумрак. Помещение было очень большим, здесь одновременно могли обедать сотни две рабочих, не меньше. В зале мерцали лишь две люминесцентные лампы: одна – рядом с кассой, где сидела скучающая дородная девка, другая – ближе к центру зала. На раздаче стояла пожилая женщина.
Я подошёл к прилавку, поздоровался и ознакомился с ассортиментом. Выбирать было особо не из чего: гречка, макароны, котлеты непонятного происхождения, сосиски, гороховый суп, салат из капусты, чай и компот. Какие-то плюшки и пирожки с рыбой в качества десерта. Но мне очень хотелось чего-нибудь горячего, поэтому привередничать не стал.
– Дайте, пожалуйста, суп и сосиски, – попросил я женщину за прилавком. – И чайку, если горячий.
На тяжёлый пластиковый поднос ещё советских времён мне поставили две тарелки и стакан дымящегося чая.
– Шестьдесят два рубля, – сказала девушка за кассой и приняла у меня деньги. Действительно недорого.
Поблагодарив кассиршу, пошёл в зал под свет центральной лампы: не люблю есть прямо перед носом незнакомых людей. И тут в глубине зала я заметил ещё одного посетителя.
Это была старушка, которая, сгорбившись, сидела через три стола от меня. Перед ней стояла тарелка с горбушкой чёрного хлеба. Лица бабушки я не видел: голова ее была закутана тёмным платком.
Молча принялся за еду. Доел суп, взялся за резиновую сосиску, стараясь побыстрее её прикончить, пока ещё тёплая. Но взгляд то и дело останавливался на старушке. Она так и сидела, сгорбившись, и понемногу отламывала от своей горбушки.
Вдруг со стороны прилавка донёсся смех. Кассирша о чём-то щебетала по мобильнику, а потом ушла на кухню. Пожилой поварихи тоже не было видно. Затем появились обе, и в руках девицы я увидел кастрюлю.
– Кыс-кыс, – позвала кассирша в темноту. Я чуть привстал и увидел, что к женщинам подошёл до невозможности раскормленный рыжий кот. Кассирша вывалила из кастрюли в миску три или четыре котлеты. И тут я не вытерпел, поднялся со своего места и подошёл к кассе.
– Вам не кажется, что лучше накормить этими котлетами голодного человека, чем кота? – спросил я кассиршу.
Она удивлённо захлопала ресницами.
– А вы не наелись?
– Я-то как раз наелся. Но вам не стыдно, что нищая бабушка ест чёрный хлеб, а вы скармливаете коту гору котлет?
– Ой. Какая бабушка? – спросила меня кассирша.
Я оглянулся – зал совершенно пустой. Вернулся на своё место, осмотрелся: старушки нигде не было видно. Куда она могла деться меньше чем за минуту, пока я шёл к прилавку? Вход в столовую только один, неужели бабуля пробежала половину зала и незаметно выскользнула на улицу? Я дошёл до выхода, потянул за ручку входную дверь, та снова громко скрипнула. Нет, я бы точно услышал, если бы странная старушенция вышла отсюда.
На всякий случай выглянул наружу. Моросил мелкий дождик, улица была совершенно пустой.
Тут сзади кто-то охнул, после чего раздался звук падающей посуды.
– Мужчина, подождите, не уходите! – позвал меня женский голос.
Мы сидели за столом. Сотрудницы закрыли дверь столовой изнутри на засов. Девица-кассирша поставила передо мной стакан с какой-то горькой настойкой и тарелку с бутербродами. Пожилая повариха время от времени всхлипывала.
– Вы уж простите, что мы вас задерживаем, – сказала кассирша. – Но тут такое дело…
– Это Марья Никифоровна была, – промолвила пожилая женщина. – Её тут все знают. Работала она у нас в городе уборщицей. Всё сына ждала из рейса, но не дождалась. Прямо за тем столиком, где вы её видели, и померла.
Увидев выражение моего лица, собеседницы пододвинули мне стакан и закуску.
– Вы пейте, пейте, – забеспокоилась повариха. – Вот, закусывайте, сёмужка свежая. Только не подумайте, что мы тут тронулись головой, просто об этом у нас тут все знают. У Никифоровны сын служил моряком на рыболовном сейнере в Ледовитом океане. Не так чтобы до нас совсем далеко, но и не близко. И вот пришла новость, что тот сейнер разбился о скалы. Кто-то спасся, кто-то утонул. Тех, кто не вернулся, записали как пропавших без вести.
Сама Никифоровна была родом из деревни, жила недалеко от нас. Она горевала, но так до конца и не верила, что сын погиб, всё ждала, что вернётся. Муж её и раньше попивал, а как Ромка пропал, так и вовсе запил по-чёрному. Избивать стал.
И вот была она как-то по случаю в городе и встретила какого-то парня, знакомого её сына. А тот ей возьми да ляпни, что вроде бы видел мужика, похожего на её Ромку в этой самой столовой, правда, пьяного вдрызг. Может, и правда видел кого-то похожего, а может, и сам пьяный был – кто знает? Но надо же было такое сказать безутешной матери!
С тех пор Никифоровна стала дни и ночи проводить в городе. Устроилась за копейки уборщицей в туалет на автостанции, всё расспрашивала людей, не встречал ли кто-нибудь её Ромку. Но никто его больше не видел. А сама она стала каждый вечер сюда приходить. Садилась за стол у стеночки, покупала несколько кусочков чёрного хлеба, просила у нас горячую водичку. Так и пила её весь вечер, коротала время. Надеялась, что Ромка снова сюда пожалует.
Прогонять мы её не решались, хотя директору она не нравилась. Он всё ворчал, мол, здесь и так полно алкашей шатается, а вы тут ещё и бомжатник развели. Но Никифоровну не трогал. Так она и ходила к нам год, а может, и больше. А потом сердце у неё не выдержало, так и померла за столом, с коркой хлеба в руке.
– И что, она часто тут появляется? – спросил я.
– За последний год уже второй раз, – вздохнула кассирша. – Но не все её видят. Я, например, ни разу не видела. А вот Петровна, – она кивнула на повариху, – вроде один раз видела, но издали.
– Была тут ещё пара случаев, – продолжила рассказ повариха. – Увидел её полицейский из района. О том, что Никифоровна померла, он не знал и стал выгонять, дескать, нечего тут попрошайничать, людям есть мешаешь. Никифоровна ничего ему не сказала, тихо ушла. А он через неделю на машине разбился.
– И Клавка её тоже видела, – подхватила разговор кассирша. – Работала с нами тут одна, из рабочего посёлка. Только смеялась над тем, что Никифоровна ходит тут после смерти. «Тёмные вы бабы, – говорила нам. – Привидится всякое в темноте. Мертвецы не ходят, они под землёй лежат. Вы бы лучше Пал Сергеича попросили освещение здесь нормальное сделать». Однажды прихожу в свою смену, а Клава сидит на стуле: волосы растрёпаны, глаза не свои. Мы пытались её растолкать – никак, так пришлось психиатричку из района вызывать, чтобы забрали. Тронулась девчонка умом – наверное, Никифоровну своими глазами увидела. Так что ничего хорошего от появлений старухи не жди. Мы сами тут её боимся.
Я молчал, переваривая только что услышанное. Кот в глубине столовой, громко чавкая, доедал последнюю котлету.
– Хорошо, что вы Никифоровну не прогоняли, – покачал я головой. – Но хоть подкармливали её при жизни?
Женщины ничего не ответили.
Очень часто бывает так,что неприкаянная душа или душа,которая не дождалась кого-то или чего-то
возвращается на место своей смерти или место ожидания.Так появляются призраки и привидения.
Доказывать существование их нет надобности,жизнь лучший пример и доказательство.
А вот помочь душе обрести покой вам как мастерам нужно знать.
Я поделюсь пока с вами простым методом для упокоения призрака,в более сложных случаях нужны
более сильные подходы.Мы их будем изучать в Школе "Скорое Слово"
Чтобы отпустить страдающую душу и дать ей покой нужно на том месте,где она появляется начертить
небольшой круг и положить в него тарелочку круглую с зажженной свечой посредине.
Свечу брать лучше восковую и толстую.
После этого нужно 9 раз прочитать 22 псалом и сказать слова разрешения:
"Душа мятежная,душа неспокойная,
душа тревожная,страдающая душа,
именем Иисуса Христа даруется тебе
прощение и освобождение.
Царствие тебе небесное и покой.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Аминь."
После этих слов произнесенных трижды нужно перекрестить место
свечи горящей и дождаться прогорания свечи.
Тарелку нужно разбить и выбросить. Призраки и привидения не будут там
больше появляться и обретут покой.
