А прибежала ко мне прошлым летом соседка, что в конце улицы живёт. Чуть не плачет:
- Манефа, помоги, Христа ради, - говорит. – Мальчонку дальня родня из Москвы самой на поправку прислала, лет семи. А он деревенской жизнью брезгует: три дня уж толком ничего не ест, отхожего места чурается – всё ему какой-то енитаз фаянсовый надоть. А где ж я ему этот таз возьму-то! Опять же и в баню не идёт.
Перевела дух и снова: - Думала пужануть Ягой, мол, зажарит да съест тебя – так он и в сказки не верит, враки всё, говорит, читал я. Чего с им делать?! Ума не приложу…
Мааатушки мои! Видано ль дело, чтоб ребёнок сказкой не напитывался сызмальства?! Помню, нас-то малыми по пятнадцать голов на печь набивалося , дедовы сказы слушать…
-Веди,- говорю, - мальца свово, как солнце на закат покатится. Вишь, в огороде у меня грибоваренка-избушка – туда и веди.
А сама-то готовиться стала: в избушке печь протопила (она у меня с широким устьем-то), воды нагрела. Старика свово упросила сыскать мне мухоморов хоть пяток в соседнем леске, да развесила их – вроде сушатся оне… Для пущего блезиру кота нашего чёрной масти приташшила. Да чтоб, паршивец, не убёг, сметаной в миске поманила. Сама-то платок на глаза надвинула. Жду.
В положено время соседка завела мальчонку и на лавку усадила.
- Вот тебе настоящая Баба Яга, коли не веришь – смотри! - и ушла.
А я гляжу на него, а у самой сердце слезьми обливается… Это что ж они с детями в Москвах-то энтих делают! Как есть, видать, папаня-профессор вылитый. Один в один, только росточком маленькой ишшо. Бледный да хиленький. Проборчик на головушке ровненький, волосок к волоску, да костюмчик глаженый. Сидит, очочками поблёскиват.
Стала я молча шесток да печь изнутри сенцем выстилать. Мальчишка на лавке шевельнулся, да дрожащим голосом и говорит:
- А вот жарить и есть меня не бууудете! Не имеете права! – Ау самого, слышь, глазик-то дёрнулся, очочки запотели, носик шмыгнул…
- Вот ещё, удумал! Не хочу я такого невзрачного да костлявого есть! Я-то справных люблю: от каких молоком парным пахнет, да земляникою… да какие одной рукой от телеги колесо поднять могуть.
Взъерепенился тут малец:
- А я, зато, умный самый в классе! И Менделеева таблицу уж до половины выучил, и до миллиона досчитать могу!
- Знамо дело, горчить тогда станешь! Ещё животом опосля тебя майся да отрыжкой!... Неее… негодящий ты.
-А как мне годящим теперь стать, бабушка?
- Могу, - говорю, - твому горю помочь. Есть не стану, а перепечь тебя смогу. Будешь лучше прежнего.
- А как так?
- А как раньше-то, младенцев недоношенных перепекала: сунешь такого в печь-то тёплу да и выходишь его. Начало-то жизни поправишь ему, а он потом и умён, и силён вырастат!
- Тоже хочу!
- Так и полезай тогда в печь-то, пока не остыла. Там в ушате и вода, и травы на силушку молодецкую напарены.
Ну, знамо, схитрила я чуток. Надо ж парня было помыть да попарить, как Яге положено. Он и так, как заново рождён, из печи выбрался.
Когда соседка за им пришла, так и не узнала сперва… Сидит он в рубашонке да холщовых штанах дедовых, закатанных по лодыжку… да лохматый, румяный, глазёнки блестят! Пирожки с брусницею наяриват да кисельком припиват.
Говорил, всем в городе расскажет, что взаправду у Бабы Яги добрым молодцем гостевал! Ну, пущай… Жалко, что ль?!
А вы знаете как зажигать обережную свечу Спасительную? Наверняка нет, а вот наши ведающие предки могли это делать.
Если вдруг случалась какая потреба, то зажигали свечу и читали наговор спасительный:
И когда вы прочитаете три раза, то можете потушить свечу духом, а потом на второй и третий день так же зажигать.
Третий день нужно дожечь свечу полностью. Спасительная помощь придет. Если беда шла, то пройдет мимо, если болезнь какая, то пойдете на исцеление, если какая трудность, то она скоро разрешится.