О первой ссылке знаменитого врача владыки Луки Войно-Ясенецкого в Красноярск рассказывает красноярский православный историк, писатель, ответственный секретарь Епархиальной комиссии по канонизации святых и церковно-историческому наследию Геннадий Малашин.
➪ Не приходилось ли вам разговаривать с людьми, которые лично общались со святителем Лукой в годы его ссылок?
✑ Мне рассказывала о своем общении с владыкой Лукой недавно ушедшая из жизни педагог Дмитрия Хворостовского, профессор Екатерина Константиновна Иофель, человек глубочайшей веры. Она говорила, что любые минуты, проведенные с владыкой в годы войны, это были минуты неимоверного счастья. По ее воспоминаниям, это был старец, напоминавший библейских пророков. В нем чувствовалась и мощь библейская, и удивительные простота и доброта.
В центре города лежали руины разрушенного Богородице-Рождественского кафедрального собора, а рядом владыка Лука делал свои операции. Как в ссылке двадцатых годов он духовно спасал духовенство наше, оступившееся в обновленчество, так и в годы Великой Отечественной войны он спасал не только раненых солдат, офицеров, но и дух нашей интеллигенции. Оттого вера в нашем городе никогда не иссякала.
➪ Известно, что в Красноярск владыку ссылали два раза. Первый раз еще в двадцатые годы?
✑ В 1923 году хирурга, священника Войно-Ясенецкого в Ташкенте арестовали. В тюрьме попался хороший начальник, профессору дали возможность начать работу над своими «Очерками гнойной хирургии», будущей знаменитой книгой. Потом его перевозят в Москву. В Москве он некоторое время на свободе. Он успел сослужить Патриарху Тихону в храме Воскресения Христова в Кадашах. Святитель Тихон благословил его в хиротонии, над ним совершенной. Общение со Святейшим придало владыке очень много сил. Потом их обоих арестовывают. Владыка сидел в Бутырке, в Таганке, а потом его отправили в ссылку.
В конце декабря 1923 г. товарняк, который вез святителя, нескольких священников и ссыльных эсеров, прибывает на железнодорожный вокзал Красноярска. Эта первая ссылка святителя оказалась важна для возрождения церковной жизни в нашем регионе. 1922 год – это разгул обновленчества, ликвидации церковных ценностей. В Енисейской губернии обновленцы при поддержке ОГПУ, с помощью многочисленных секретных циркуляров захватили подавляющее большинство храмов в регионе. В Красноярске на момент приезда святителя Луки ни одного храма не оставалось в так называемой старотихоновской канонической Церкви. И не было владык, которые остались бы на своих кафедрах в Сибири вообще.
И промыслом Божиим двое архиереев оказались тогда на территории именно Енисейской губернии – владыка Димитрий (Вологодский) и владыка Лука. По известному определению патриарха, если та или иная епархия оказалась вне канонической связи с ним, то ей предоставлялись права широкой автономии. Руководствуясь этими указаниями и своей совестью архипастырской, владыка Лука, как он потом на допросе покажет, взял на себя обязанности епископа Енисейского и Красноярского.
После прибытия ссыльных перевели в подвалы ОГПУ. Оно располагалось в доме одного из местных купцов. Купец тоже был одним из первых арестантов в своем доме. Владыка в автобиографии пишет, что подвалы были до невозможности загажены человеческими испражнениями. Им пришлось все это убирать без лопат – руками. И еще владыка запомнил, что в соседнем подвале были сгружены казаки, восставшие против советской власти. И помнил выстрелы, которыми завершалась их земная жизнь. Владыка молился за упокой душ этих людей.
Дальше владыку отправляют в Енисейск. С самого начала он идет в районную больницу, главный врач Башуров показывает ему свои владения. Оказалось, что в енисейской больнице успели еще до Первой мировой войны закупить в Германии великолепные инструменты. Войно-Ясенецкий уже был известен в медицинских кругах, его приглашают поработать.
➪ А богослужения в это время удавалось как-то совершать?
✑ Ни одного храма в Енисейске в тот момент канонической Церкви не принадлежало. Служить в храмах поначалу святителю было невозможно. Он со своими спутниками, с двумя священниками, совершали службы в одном из домов…
И в Енисейске он делает свои знаменитые операции. По преданию, не подтвержденному официально, им была там совершена впервые в мире операция по пересадке почек от теленка человеку. Я разговаривал об этом с известным нашим нейрохирургом М. Г. Дралюком. Его дед был молодым врачом в Енисейске как раз в тот период, когда там работал святитель Лука. Дед много в свое время рассказывал о встречах с этим удивительным человеком. И он считает, что эта операция действительно была проведена. Беспрецедентная очень смелая медицинская операция.
Как мы знаем достоверно, владыка Лука не брал за свои операции денег. Что вызвало у фельдшерского состава Енисейска возмущение, пошли доносы. Владыку несколько раз пытаются сгноить в еще более тяжелых условиях. Его высылали в первый раз в Богучанский район. Две монахини его сопровождали. В автобиографии можно прочитать об этом путешествии: об оводах, которые нещадно жалили коней, о том, как были измучены люди от долгой езды верхом на лошадях. Владыка не переставал молиться и, как потом в доносах на владыку говорилось, даже служил в енисейских храмах, которые де-юре были переданы обновленцам.
Потом более серьезная высылка – сначала в Туруханск. В Туруханске его народ встречал коленопреклоненно. Туруханский Свято-Троицкий монастырь был к тому времени ликвидирован. Там служил тогда священник Мартин Римша, который после общения с владыкой понял, что большой грех был с его стороны – впасть в обновленчество. Он написал тогдашнему обновленческому архиерею, что возвращается в каноническую Церковь.
Поначалу владыка служить там не мог, но говорил проповеди. А в Туруханской больнице продолжал спасать людей как врач. Председателем местного крайисполкома был написан очередной донос, что этот поп не только неизвестно на каких основаниях лечебные консультации ведет, но и позволяет себе антисоветскую пропаганду.
В итоге владыку отправляют в ссылку на Северный Ледовитый океан. Его вызвал местный уполномоченный ОГПУ и приказал в течение чуть ли не сорока минут собраться и выехать к месту назначения. Владыка не успел даже одеться путем. Уже в дороге, когда его милиционер повез на санях, их догнал один из местных левых эсеров. Эсеры, хотя они идеологически не совпадали с владыкой, собрали одежду, самое главное – тулуп. И владыке в дороге это передали. Милиционер, как вспоминал владыка, признался, что чувствует себя опричником времен Ивана Грозного, который митрополита Филиппа везет на верную смерть.
Станок Плахино, куда его доставили, сейчас не существует, существует станок с таким названием на расстоянии от прежнего. Там было несколько избенок, вросших в лед и изо льда сделанных. Естественно, власти предполагали, что владыка Лука здесь сгинет. Но и там его приняли местные жители, относились к нему с почтением. И, по-моему, именно там он крестил младенца рядом с хлевом с теленком – как по евангельским мотивам.
В Туруханске в это время умирает крестьянин, которому вовремя не смогли местные врачи сделать операцию. И крестьяне взбунтовались: с вилами, с кольями пошли громить местные советские органы, требовать, чтобы они вернули владыку обратно. Власти испугались бунта. И в итоге приезжает гонец в станок Плахино, в одну из изб заглядывает и спрашивает: «Что, поп-то жив или умер уже?» «Поп» оказался жив.
Владыка возвращается в Туруханск. Местные власти теперь откровенно закрывали глаза на некоторые странности этого священника. Перестали уговаривать, чтобы он бросил эту «поповскую дурь». Владыка служит в храме в Туруханском. Уважение к нему в народе огромное. Был такой эпизод, владыка о нем говорит в автобиографии: в его врачебном кабинете сидит местный уполномоченный, снимает с него очередные показания. Заходят в кабинет толпа эвенков, и все по очереди подходят к нему за благословением. Уполномоченный сделал вид, что этого не заметил.
В конце лета – начале осени 1925 г. ссылка владыки официально закончилась, но известий о том, что он будет возвращен обратно, не приходило. А навигация у нас завершается рано. И он рассказывает в автобиографии, что последний пароход должен скоро отплыть, у него самого – тоска, и отчаяние.
И строчки из этого псалма вдруг дают ему силы. Он понимает, что ему предстоит другой путь, не в тесных трюмах арестантского наполовину корабля, а путь славный, архиерейский. Так и происходит.
В декабре власти решили вернуть владыку из ссылки. Он едет в Красноярск на санях с тем же милиционером, что вез его в Плахино, но сани теперь покрыты ковром. В Енисейске его встречают торжественно как архиерея. В Красноярске он совершает богослужения вместе со священномучеником святителем Амфилохием (Скворцовым). Но вслед за владыкой идет с нарочным из Туруханска очередное дело, возбужденное против него местным уполномоченным. И когда владыка в январе уедет из Красноярск, это дело последует за ним по почте.
В 30-ом году владыку отправляют во вторую его ссылку – в Архангельск…
➪ А в сороковом опять сошлют в Красноярский край?
✑ Да, сначала в село Большая Мурта. Главврач местной районной больницы получил разрешение от местных властей принять Войно-Ясенецкого на работу. Исследователь Тамара Петровна Сизых нашла соответствующий приказ о принятии профессора в штат с окладом 200 рублей – это чуть больше, чем получала санитарка. Приняли его как хирурга-консультанта и как окулиста.
Поселили владыку в комнатку при больнице, но для него это было счастьем, потому что было куда поставить книги и стол, за которым можно работать. Храм в Большой Мурте к тому времени уже снесли. И владыка Лука ходил в местный лесок недалеко от больницы. Был там пенек, на который он ставил икону и молился.
Отношение людей к врагам народа было уже хуже, чем в 20-х годах. Многие местные жители натравливали своих детей, чтобы они гадили на этом пне, где ссыльный поп, враг народа, молится. Но постепенно отношение к этому странному человеку стало меняться – и в лучшую сторону. Несколько месяцев, проведенных там, доказали, что это совсем не такой изможденный глубокий старик, каким он показался при первой встрече. И сама работа владыку на ноги поставила, он соскучился по практике медицинской. Опять у него сложнейшие операции, хотя условия там были не так хороши, как в Енисейской больнице.
Несколько раз владыку Луку вызывали в Красноярск, чтобы он делал операции, которые нельзя было доверить местным хирургам. В 1940 г. состоялась и его поездка в Томск. Исследователи говорят, что в Томск его для того командировали, чтобы он провел консультации с одним из врачей, у которого был тромбофлебит. Как сам владыка в своей автобиографии вспоминал, эти два месяца прошли очень для него плодотворно. Он поселился у верующей женщины, которая всячески помогала ему, взяла шефство над своим жильцом. И с утра до вечера он сидел в местной областной библиотеке, где была медицинская литература на иностранных языках, и делал огромное количество выписок. К этому времени владыка задумал уже второе издание, переработанное и дополненное, своих «Очерков гнойной хирургии». В июне 1941 г. он писал сыну о том, что рукопись свою почти закончил, осталось только снабдить ее соответствующими рисунками. И тут 22 июня. Война.
Он обратился к власти с требованием, чтобы его знания и опыт были использованы для нужд фронта. В Красноярск начали прибывать эвакогоспиталя (эвакуационные госпитали). Красноярск был последней точкой на востоке России, куда свозили раненых с фронтов. Владыка завершает рукопись второго издания и ждет с надеждой и с ощущением счастья необходимости своей, ждет момента, когда он встанет в строй.
В конце сентября 1941 г. приземляется в Большой Мурте самолетик, дается некоторое время владыке Луке на сборы. Но собирать ему что надо было? Книги только, да они и собраны, видимо, были уже. И владыку Луку привозят в Красноярск. Он назначается главным хирургом-консультантом эвакуационного госпиталя № 1515, главный корпус которого был расположен в здании средней школы № 10. Здание сохранилось до наших времен, и в школе сейчас Музей святителя Луки. И одновременно профессор Войно-Ясенецкий становится главным хирургом-консультантом всех эвакогоспиталей края.
Поначалу с большой настороженностью приняли его местные медики, хотя и знали об «Очерках гнойной хирургии», но с большим недоумением воспринимали это явление к ним этого врага народа, этого епископа и одновременно профессора медицины. Он был на тот момент в СССР едва ли не единственным такого класса хирургом. Его операции привлекали огромное количество зрителей. Все врачи, которые были в эти моменты свободны, сбегались, чтобы посмотреть, как работает профессионал. Известно, что владыка делал несколько операций: пять, семь, а то и восемь за день, и это были очень сложные операции.
Врачи вспоминают, что приходилось порой несколько раз снимать с него рубаху прямо во время операции и выжимать ее, потому что он весь был в поту. Это была огромнейшая физическая и душевная нагрузка. Потому что владыка требовал, чтобы всех тяжелых раненых из всех госпиталей привозили к нему. Оперировал он и в других госпиталях.
И конечно же, мечтой владыки в это время было возобновление его архиерейского, церковного служения. Сделать поначалу это было невозможно, потому что в конце 30-х годов были все храмы закрыты практически во всей Сибири.
➪ А там, где он оперировал, иконы висели?
✑ Апокрифическое предание говорит о том, что в операционной в эвакогоспитале якобы были иконы и что крест он ставил йодом на теле больного. На самом деле икон в операционной не было. Это в Ташкенте в свое время он однажды потребовал, что если ему не разрешат в операционной держать иконы, то он просто прекращает операции. И иконы разрешили. А здесь очень много икон было только в его комнатке, в бывшей дворницкой. Когда раненые уходили из жизни, когда он понимал, что его искусство, его молитвы бессильны, он говорил своим коллегам: «Дайте ему уйти из жизни спокойно». Он стоял около больного и молился.
Как вспоминала Надежда Алексеевна Бранчевская – это медик, ученица Войно-Ясенецкого, красноярка, дожившая до ста лет, – он никому не навязывал своих убеждений. Он брал другим. Он был человеком глубочайшей порядочности, дореволюционного воспитания, не терпел хамства, разгильдяйства, безответственности. Все знали, что, во-первых, он всегда на своем посту, во-вторых, он всегда делает операцию очень экономно, наименьшие страдания принося больным. Многие доктора вспоминают шов, который он накладывал после операции. «Он шил как белошвейка», – говорили доктора.
Постепенно начинает меняться отношение к нему и как к служащему эвакогоспиталя. Глубокое уважение проявляют к нему все его начальство и вся общественность. Меняется отношение со стороны бойцов, после этих операций, которые Валентин Феликсович проводил. Как он пишет в автобиографии, многие бойцы приветствовали его при обходах салютом. Они салютовали своими нижними конечностями, ногами, которые он вылечил.
К этому времени он уже был возведен в архиепископы. В течение весны 1943 года создаются условия, для того чтобы владыка начал уже и служить как архиерей. Он пишет в своей автобиографии и в письмах: «По первости архиерейским чином служить мне было невозможно, служил престарелый священник». С облачением тоже особая история. Облачений очень много было и архиерейских, и священнических в местном Драматическом театре имени Пушкина. Театр категорически отказывался Церкви эти облачения вернуть, потому что парча нужна была для новых костюмов, в том числе и для антирелигиозных пьес.
И у владыки, видимо, это была мечта: выйти в достойном облачении к своему народу Божию. И когда он был на конференции весной 1943 г. в Новосибирске, он оказался в кабинете на приеме у главы местного облздрава. И тот его спрашивает: «Профессор, чем мне вас отблагодарить за приезд к нам?» А профессор показывает на сверток, который у этого начальника лежит на шкафу. «И профессор волнуется очень, – как вспоминала дама одна (медик), которая его сопровождала в этой поездке, – потому что там лежит парча, из которой можно сшить архиерейское облачение». Говорит: «Отдайте мне это, больше мне ничего не надо. Я буду счастлив».
И 25 апреля 1943 г. совершается первое богослужение в Никольской церкви архиерейским чином – это было Пасхальное богослужение, Пасха 1943 года. Пришедший народ не поместился в помещении этого маленького храмика. Люди окружили храм очень плотно, была великая душевная радость. Как вспоминает священник Николай Климовский: «Невыносимое счастье я испытал в тот момент, когда все-таки дошел до Никольской церкви (идти туда надо было пешком), когда услышал слова владыки, когда услышал это восклицание, которое просто душу мне перевернуло: “Христос Воскресе!” – и мы все ответили: “Воистину Воскресе!”».
