О ВАМАЧАРЕ СО СТОРОНЫ...

[ΙΠΣΙΣΣΙΜΥΣ]

Гунаратна говорил, что локаятики периодически предавались половой распущенности. Очевидно, это относилось к так называемой теории вамачара и практике тантризма. Вама означает женщину и, вероятно, также эрос (кама)- в контексте тантризма оба обозначения равнозначащи. Ибо тантризм – это по преимуществу деятельность (ачара), концентрирующаяся в женском начале, а также в сексуальном союзе. Обозначение, обычно приписываемое слову вамачара, а именно “то, что сделано левой рукой”, в действительности вводит в заблуждение.

Несомненно, эта сторона тантризма вызвала самую сильную отрицательную реакцию в наших современных философских школах. Раджендралал Митра ссылался именно на это, когда писал, что в “тантризме признаются идеи и осуществляется практика, которая представляла собой самое отвратительное и ужасное, что только может изобрести человеческая извращенность и в сравнении с чем язык и образы литературы Холиуэлл-стрит последнего столетия показались бы абсолютно невинными”.

Чтобы обсуждать эти вопросы открыто, говорил Шастри, нужно преступить границы цивилизации и, вероятно, подвергнуть себя риску встретиться с индийским уголовным кодексом. И именно из-за вамачары Крук характеризовал тантризм как “самую унизительную сторону индуизма”.

Несомненно, что с точки зрения современных моральных ценностей многое в тантризме покажется возмутительным и абсурдным. Однако не следует ограничивать наше исследование простым осуждением- распутство, которое явно было характерно для тантризма, не могло быть признаком извращения. Имеются на этот счет по крайней мере две важные причины.

Первая: что тантризм был, как это правильно и неоднократно отмечалось, одним из наиболее могущественных факторов в развитии индийской культуры. Мы не можем поэтому смотреть на тантризм просто как на извращение, не оценивая в то же самое время самих себя как извращенную нацию. Если даже не принимать во внимание чувства, такое заключение и объективно было бы абсурдным. Поэтому, по всей вероятности, эти специфические верования и обычаи должны были иметь какое-то первоначальное значение, которое мы склонны не замечать, если позволяем самим себе уйти от анализа посредством создания настроения чисто морального отвращения. Вамачара тантризма, раз наши предки относились к ней так серьезно, не может означать просто извращение, хотя оно, очевидно, является таковым с точки зрения нашего развитого сознания и моральных ценностей. И необходимо знать, почему наши предки имели такие абсурдные верования, чтобы понять,. каким образом мы стали такими, каковы мы сегодня.

Второй аргумент не менее важный, и мы обсудим его несколько подробней. Что первоначальное значение ритуального сексуального союза не могло быть только извращением, доказывается тем, что другое важное направление индийской культуры, а именно ведическое, заключает в себе существенные остатки тех же самых верований и практики. И действительно, ведическая литература полна ими. Современные представители индийской культуры в своем усердии охранить своих арийских предков от таких оскорбительных верований и обычаев, как правило, старались замолчать такие свидетельства. Но лучше посмотреть фактам в глаза, чем вводить самих себя в заблуждение фантастическими преданиями о нашем древнем наследии. Поэтому мы должны процитировать некоторые отрывки из ведической литературы и постараться понять их.

Следуют строки “Вамадевья саман” из “Чандогья упанишады”.



“Один вызов – это хинкара.
Он требует – это пристава.
Вместе с женщиной он ложится – это удгитха.
Он лежит на женщине – это пратихара.
Он приходит к концу – это нидхана.



Он приходит к окончанию – это нидхана. Это “Вамадэвья саман” – сочинение о совокуплении. Тот, кто знает эту “Вамадэвью саман” – сочинение о совокуплении, – тот приходит к совокуплению, воспроизводит себя с каждым совокуплением, достигает полной долготы жизни, живет долго, становится великим в своем потомстве и в скоте, великим в славе. Никогда не следует воздерживаться от какой бы то ни было женщины. Это – его правило”.

Саман означает ведическое песнопение. Ведические мудрецы придавали большое значение этой практике. Хинкара, пристава, удгитха и т. д. представляли собой пять разделов пятикратного самана. Очевидно, авторы упанишад, отождествляя различные стадии совокупления с этими разделами ведического песнопения, хотели придать большее значение первому. Воображаемые выгоды, проистекающие из сексуального акта, судя по стандартам нецивилизованных условий тех дней, были колоссальными: “порождает самого себя от каждого совокупления, достигает полной долготы жизни, живет долго, становится великим в потомстве и в скоте, великим в славе”. Упоминание о скоте знаменательно. Потому что и во времена упанишад материальное благосостояние измерялось главным образом числом скота. Это показывает, что упанишадский мыслитель жил верою, согласно которой размножение не могло рассматриваться отдельно от производства: кома, или сексуальная связь, представлялась как дополнение к артхе (пашу), или материальному благосостоянию. Каким бы ни было современное суждение по поводу этого, с. точки зрения этой древней веры, очевидно, считалось образцом мудрости высказывание: “Никогда не следует отказываться от какой бы то ни было женщины. Это – его правило”.

Упанишады называются ведантой, буквально концом вед, потому что, хотя они хронологически отделены от вед многими столетиями, они были так или иначе придатком вед. Эта связь между ведами и упанишадами была, таким образом, задумана искусственно. Несмотря на это. факт остается фактом, что авторы упанишад философствовали, опираясь на опыты, идеи и верования своих предков – раннего ведического народа. Эти идеи и верования были переданы им удивительно непрерывной устной традицией. Верование, лежащее в основе “Вальядевьи саман” из “Чандогья упанишады”, было, очевидно, таковым же. Те же самые верования мы встречали и в санхитах. В “Атхарва веде”, например, сексуальные отношения отождествляются с зажиганием огня посредством трения двух кусков дерева, ашваттха и шами.

“Ашваттха восшел на шами, тогда появился ребенок мужского пола. Это поистине представляет собой путь получения сына: то есть того, что мы приносим нашим женам”.

Разумеется, этот гимн употреблялся в церемонии, рассчитанной на обеспечение рождения ребенка мужского пола. Тем не менее это отождествление сексуального акта с добыванием огня является в высшей степени знаменательным, так как последний был жизненно важным для раннего ведического народа при исполнении яджни, или ритуала. Кроме того, как хорошо известно, сексуальный акт был, согласно “Ваджасанеи санхите“190, весьма важным аспектом ашвамедха яджни.

Это приводит нас к вопросу о ведических ритуалах, яджнах. Мы позднее увидим, что яджни первоначально мыслились как средства производственной активности раннего ведического народа. Важно отметить здесь, что, согласно древним ведическим верованиям, процесс яджни и сексуальный процесс часто были неразрывно связаны- самые образы, через которые понималась и объяснялась яджня, часто были образами сексуального союза. Это очевидно из брахманских описаний ритуалов, которые находятся между санхитами и упанишадами.

“Тот, кто считает себя лишенным поддержки, должен принести в жертву мякиш в гхи: на этой (земле) не находит поддержки тот, кто не имеет опоры. Гхи – это кровь женщины, а рисовые зерна – семя мужчины- это спаривание- посредством спаривания он размножается, получает потомков и скот для размножения- он размножается с потомками и скотом, кто это знает”.

Комментаторы считают, что под “лишенный поддержки” следует понимать “оставаться без потомства и скота”. Предполагаемое средство исправления состоит из ритуала смешивания гхи с рисовым зерном, и этот процесс символизировал совокупление. Гхи означало женскую кровь, а рисовые зерна – мужское семя, и вот древнее верование192 состояло в том, что женская кровь, смешанная с мужским семенем, производила плод. Спаривание именно это и обозначает. Необходимо здесь отметить, что этот процесс представлялся не только как рождение плода, но также и скота и тем самым как устранение состояния необеспеченности.

Нижеприводимый отрывок из “Айтарея брахманы” встречается в контексте в связи с ритуалом Сома. Другие отрывки в контексте по поводу иных ритуалов показывают то же исключительное значение, приписываемое сексуальному союзу.

“К твоему богу Агни обращены ануштубх (стихи). Он отделяет два первых пада- поэтому женщина разъединяет свои беда. Он свершает последние, два пада- поэтому, мужчина соединяет свои бедра, это и является спариванием- поистине таким образом он осуществляет спаривание в начале молебствия, для порождения- он размножается через потомство, и (богатеет) через скот: ему это известно”.

В “Каушитака брахмане” практически повторяется то же самое.

“Тогда он произнес семистишье аджья… Это находится в стихах ануштубх- ануштубх – это речь- что бы ни описывалось посредством речи, ануштубх, все это он получает. Он разделяет два пада- это является символом рождения- мужчина разъединяет, как если бы это были ноги его жены. Далее, в том, что он разъединяет, заключается символ поддержки”.

Символический (и иногда открытый) упор на значимость сексуальных отношений очень часто мы можем найти в “Шатапатха брахмане”.

После брахманов появились упанишады. Мы, естественно, находим, что философы упанишад продолжают считать признаком божественной мудрости отождествление яджни с сексуальным союзом. Следующее предание сообщается двумя главными упанишадами, а именно “Чандогья” и “Брихадараньякой“198.

Шветакету Арунея пришел на собрание панчалов. Там его спросил Правахана Джабали: “Учил ли тебя отец твой?” Шветакету ответил утвердительно. Однако, чтобы испытать его знания, Правахана Джабали задал ему пять вопросов, ни на один из которых он не ответил. Огорченный, он возвратился к своему отцу, Гаутаме. Гаутама тоже не знал ответов на эти вопросы. Тогда он сам пошел к Правахану Джайбали за знанием. Он узнал эти ответы после того, как прошел предварительное обучение.

Один из вопросов был: “Знаешь ли ты, как в пятом жертвоприношении вода получает человеческий голос?”

Ответ в конечном счете дается в следующих выражениях.

“Мужчина поистине, о Гаутама, является жертвенным огнем.

В этом случае речь становится топливом- дыхание – дымом- язык – пламенем- глаза – углем- уши – искрами.

В этом огне боги предлагают (в жертву) пищу. Из этого жертвоприношения возникает семя.

Женщина поистине, о Гаутама, является жертвенным огнем. В этом случае ее половой орган становится топливом- тогда влечение – дым- влагалище – пламя: тогда введение – уголь- наслаждение – искры. В этот огонь боги приносят семя. Из этого жертвоприношения возникает плод. Таким образом, поистине в пятом жертвоприношении вода приобретает человеческий голос.

После того, как плод пролежит внутри десять месяцев, или после того, как плод покроется оболочкой, он рождается”.

Очевидно, так именно упанишадские философы представляли себе процесс человеческого размножения. Однако, согласно их пониманию, это был также и процесс яджни. Такая точка зрения была развита в “Брихадараньяка упанишаде“201. Но нам не нужно приводить деталей.

Мы вернемся теперь к вопросу о вамачаре в локаяте, понимая локаяту в более широком смысле – как тантризм.

Именно из-за этой вамачары те, кто позднее претендовал на звание наследников ведической традиции, ненавидели и поносили тантризм. Мы уже доказали, что такая позиция едва ли может быть оправдана. Ибо несомненные реликты той же самой или подобной ей практики вамачары характерны были и для самой ведической традиции. Кроме того, ведические свидетельства делают совершенно очевидным тот факт, что некоторое значение, отличное от значения просто извращения, первоначально приписывалось половой связи: иначе бы древние мудрецы не приравнивали ее к ведическому песнопению (саман) и ведическому ритуалу (яджня).

Наша задача, следовательно, заключается в том, чтобы понять древних и определить, что побуждало их придавать столь важное значение таким своеобразным верованиям и идеям. А чтобы найти это, нам нужно следовать какому-то иному, не традиционному методу, потому что традиционный метод не может привести к такому пониманию.