До революции в деревне Самойлиха Егорьевского уезда Рязанской губернии купец Смирнов держал свой промысел, имел несколько мельниц, маслобойню и склад, куда свозили продукты и изделия местного производства. До сих пор этот склад тоскливо стоит почти у самой дороги рядом с высохшим прудом. Кажется, он и не открывался с тех самых пор, когда купец Смирнов бежал в спешке от революции вместе со всем своим семейством и скарбом. Но, оказывается, часть нажитого добра купец спрятал в родовом поместье.
По словам очевидцев, все, что можно увезти, купец с домочадцами затолкали в скрипучий, устеленный соломой да накрытый старыми тряпками воз. Бежали, как и многие другие, холодной промозглой ночью в полную неизвестность. Удалось ли им переправиться за кордон, никто не знает. С тех пор о Смирновых в деревне никто не слышал.
Двухэтажный купеческий дом, обильно украшенный незатейливыми резными мотивами, с просторной светлой террасой и некогда цветущим палисадником какое-то время стоял заброшенным. Местная детвора сначала с опаской, потом без стеснения бегала по двору, в старом вишневом саду играла в прятки, а крестьяне вытаскивали по ночам все, что плохо лежало. В итоге решено было разобрать дом да свезти в соседнее Середниково, где позднее выстроили из него сельский клуб. Остался от дома сарай, вишневый сад да высокий, из добротного кирпича, фундамент, на котором в скором времени построили для нуждающихся колхозников новый дом.
Поселился в этом доме Иван Ратников с женой да маленькой дочкой Нюркой. Жили впроголодь, из скотины – коза да десяток кур. Ни свет ни заря уходила мать на работу в колхоз, отец на весь день плотничать уезжал, другой раз даже дома не ночевал. Оставалась Нюшка одна в доме. Дом хоть и новый, а все вокруг какое-то не свое, чужое, словно и в новом доме дух старых хозяев остался. Жила Нюшка с родителями до 18 лет, пока в 1932 году не отправили ее с отрядом молодых активистов на строительство Комсомольска-на-Амуре. Из этой поездки суждено ей было вернуться только после войны (да еще и с маленькой дочкой на руках), когда уже и родителей в живых не было.
Жила Нюрка без мужика и тащила на себе все тяготы непростой деревенской жизни, по хозяйству сама все делала и на колхозном поле с утра и до вечера спину гнула. Характера была резвого да несгибаемой воли, все у нее в руках спорилось, тяжелого труда не гнушалась и работала всегда на совесть, нередко домой возвращалась затемно.
В один из таких вечеров пришла Нюрка домой, затопила печь, упала на старую пружинистую кровать и долго не могла поднять от усталости голову. Уткнувшись лицом в одеяло, как-то неожиданно провалилась в тревожный сон. Снилось ей, будто сидит она в своем доме, погруженная в темноту сгустившихся сумерек, косой дождь, не переставая, лупит в окно, а от раскатов грома по стенам пробегает мелкая дрожь. Чудится, будто загремела нижняя, входная дверь, а потом по лестнице стал кто-то медленно подниматься вверх. Пугающе заскрипела вторая дверь, и на пороге возник едва различимый в темноте силуэт. Всполохи молнии выхватили из мрака складки старого распахнутого камзола, осветили мрачное лицо с короткой седой бородой. От страха Нюрка потеряла дар речи. Незнакомец приблизился к хозяйке и тихо произнес: «Слушай, что я тебе скажу, и никому про то не рассказывай. Есть за домом в вишневом саду сухое старое дерево, под этим деревом спрятан клад. Женщина ты добрая, работящая, всем вокруг помогаешь, о себе совсем не заботишься, живешь худо, тебе это добро в самый прок будет». После этих слов незнакомец растворился в дверном проеме так же неожиданно, как и появился. От волнения Нюрка проснулась и еще долго не могла понять, то ли сон это, то ли явь. До самого утра слова незнакомца не выходили из ее головы, а с рассветом на всякий случай подошла она к тому самому месту и с любопытством посмотрела на заросшее малиной и мелким кустарником дерево. Странный сон теперь показался каким-то недоразумением.
Уже назавтра Нюрка с вдохновением рассказывала двум своим лучшим подругам о странном ночном видении. Сидя на лавке и отмахиваясь ветками малины от назойливых комаров, женщины еще долго обсуждали загадочный Нюркин сон, временами спорили, временами громко и весело хохотали.
Прохладным туманным утром по сырой росе Нюрка вышла на двор. В воздухе уже висел привкус наступающей осени с ее дождями и слякотью, от чего на душе становилось как-то тоскливо и неуютно. Неожиданно промелькнула мысль все же покопаться в саду, пока не зарядили дожди и не раскисла земля. Взяла Нюрка лопату, вышла в огород и остолбенела. Под заветным деревом чернело пятно с разбросанными вокруг глиняными комьями и следами кирзовых сапог. На самом дне ямы читался отпечатавшийся в земле след от большого, похожего на сундук предмета.
Мысли, о том, кто это мог сделать, путались в голове. В сознании не укладывалось, что кто-то из людей, знакомых с самого детства, с которыми делила и горе и радость, доверяла самые сокровенные тайны, мог так подло с ней обойтись. Такого предательства от лучших подруг Нюрка не ожидала, и чувства глубокой обиды и разочарования переполняли женщину. Прислонившись к высохшему стволу, она еще долго смотрела на дно ямы, а слезы сами наворачивались на глаза.
Разумеется, никто в содеянном не сознался. Нюрка и не ждала этого, просто вычеркнула из своей жизни тех, кто многие годы заискивал перед ней, пытался казаться честным и искренним.
Спустя несколько дней, в глухую сентябрьскую ночь, незнакомец снова явился Нюрке во сне. В этот раз лицо старика казалось ей каким-то знакомым, словно видела его раньше. Он с укоризной посмотрел на нее: «Я ж тебе говорил, глупая, чтоб ты про клад никому не рассказывала, а ты меня не послушала. Такой шанс в жизни только раз человеку дается, а ты его упустила, сама виновата, на том и прощай». После этих слов старик развернулся и ушел. Нюрка было окликнула незнакомца, но он не оглянулся и почти сразу исчез. После пережитого еще долго корила она себя за необдуманный поступок, за душевную простоту и излишнее доверие к людям.
Позднее довелось Нюрке посетить краеведческий музей, организованный в одном из кабинетов местной поселковой школы. Женщина не спеша осматривала ткацкие станки, прялки, лежавшую на витринах деревенскую утварь. Разглядывая висевшие на стенде дореволюционные фотографии, она испытала шок.
Со старого пожелтевшего снимка на нее глядел тот самый старик из сна. Он стоял в жилетке и в старомодном картузе, со своей женой и детьми, рядом с тем самым местом, где сейчас находится ее дом. Это был купец Смирнов. Казалось, и сейчас он смотрел на Нюрку с осуждением, словно так и не простил ей ее глупости.
